И я протянула ладонь, касаясь огня.
Боль обожгла мгновенно, но – терпи, ведьма, терпи.
И закрыв глаза, я отдала богу все свои воспоминания о Стейне
Эмитерро. Все до капли.
Образ нахального парня со старшего факультета и сам был подобен
огню – ослепительному и безжалостному. Обращал на себя внимание
всех и разом, одаривал улыбками избранных, был официально
помолвлен, вот только «забывал» об этом периодически да ходил по
студенткам. Иногда сам, а иногда… со сворою своей. Иначе как сворой
его прихвостней и не назвать!
И вдруг боль ушла.
Свеча горела теперь неравномерно, огонь зализывал нанесенные раны,
а капли воска, стекающего по свече, стали кроваво-красными - бог
услышал меня.
Но не все так просто.
Коли капли были бы прозрачными - означало бы «Говори,
ведьма».
Коли с желтизной «Понял я тебя, ведьма».
Коли черными стали бы, значит «Нет, ведьма».
Но капли красными были, они гласили – «Опасайся, ведьма».
Значит у Стейна есть покровители и не слабые. И с этими
покровителями лучше не связываться.
Повернувшись, посмотрела на Тришу. Она мечтала о том, чтобы отдать
себя сегодня своему первому мужчине. Она надеялась, что он станет
для нее первым и единственным… А они собирались просто развлечься
всей компанией.
И что делать теперь?
Продолжать было опасно, но жить, зная, что ничего не сделала,
ничем не помогла… я не смогу.
Просто не смогу.
Ритуальный острый нож, быстрый надрез на ладони и капли крови
стекают прямо на огонь.
- Мара!
Но дух смерти и воскрешения не проявился.
Значит, опасность есть, но она не смертельная и к смертям не
приведет.
А все остальные риски я принять готова.
И сжав ладонь, я обливаю огонь кровью, но он не гаснет, словно
говорит – «Рискуй, ведьма»
Что ж, тогда начинаем.
И я раскрыла ладонь, медленно повернула, и начала представлять
Тришу. Счастье ее, радость ее, свет в ее глазах. Чернильное перо
вгрызается в порез, напитываясь кровью.
Грубая пергаментная бумага жадно впитывает слова и строки.
Мне становится легко и светло, время стремительно бежит,
приближаясь к четырем утра - времени, когда чары начинают терять
свои силы. Я сворачиваю лист, скрепляю пергаментом и восковой
печатью. Я сожгу его в тот день, когда у Триши все наладится.
Я…
Треск пламени свечи и я, резко вскинув взгляд, застываю – прямо в
огне, обнаженный по пояс, стоит молодой мужчина. Его темно-синие
глаза прищурены, мокрые волосы не портят, скорее подчеркивают
мужественную красоту лица, на широкой груди шрам, почему-то не
заживший, хотя его там быть не должно… И шрама и мужчины…