Вырученная сумма превысила полмилліона. Родіонъ Андреевичъ рѣшилъ, что съ такими деньгами жить въ деревнѣ – глупо, и перебрался въ Петербургъ.
Здѣсь онъ устроился полу-осѣдлымъ образомъ: нанялъ квартиру, но временную; завелъ обстановку, но не окончательную, и еще далеко не соотвѣтствующую его крупнымъ средствамъ. Все же окончательное предносилось передъ нимъ впереди, въ нѣкоторомъ туманѣ. И ему пока очень нравилось это временное существованіе, окруженное пріятнымъ туманомъ.
«Спѣшить некуда, – думалъ онъ, покоясь на диванѣ и дымя папироской. – Поживу, осмотрюсь хорошенько, тогда видно будетъ. Можно будетъ и дѣломъ какимъ-нибудь призаняться. Но очертя голову соваться не слѣдуетъ. Сперва надо изучить, пораскинуть умомъ. Дѣло хорошо, когда оно вѣрное, и когда на немъ можно удвоить, утроить капиталъ. За такое дѣло я съ удовольствіемъ возьмусь».
И Родіонъ Андреевичъ, сощуривъ свои задумчивые глаза, что-то прикинулъ въ умѣ. Цифры получились чрезвычайно круглыя.
Раздался звонокъ, и черезъ минуту въ кабинетъ вошелъ господинъ лѣтъ сорока двухъ, средняго роста, лысый, съ маленькимъ носомъ, маленькими глазками и замѣтною просѣдью на вискахъ и въ бородѣ. Одѣтъ онъ былъ въ длинный сюртукъ какого-то скучнаго покроя. Онъ быстро подошелъ къ Гончукову, быстро пожалъ ему руку, и селъ въ кресло.
– Гдѣ мы сегодня обѣдаемъ? – спросилъ онъ.
– Да гдѣ же? Я куда-нибудь въ ресторанъ поѣду, – отвѣтилъ Гончуковъ.
– Ну, и я съ тобой. А вотъ, кстати: ты мнѣ долженъ сто рублей, – неожиданно объявилъ гость.
– Я тебе долженъ? по какому случаю? – изумился Гончуковъ.
– А по такому, что я за тебя подписался на подарокъ Нивиной. Нельзя было, братецъ, не подписаться: тебя въ балетѣ знаютъ, – объяснилъ гость. – Ты мнѣ, пожалуйста, отдай, я какъ разъ не при деньгахъ.
Родіонъ Андреевичъ пожалъ плечами, нехотя всталъ и вынулъ изъ стола бумажникъ.
– Да ты заплатилъ-ли? – усомнился онъ.
– Ну, вотъ еще! – возразилъ гость, поспѣшно хватая изъ рукъ хозяина сторублевую бумажку. – Стало быть заплатилъ, если у тебя спрашиваю. На меня еще покосились, что мало даю. Тебя, братецъ, въ трехъ милліонахъ считаютъ, честное слово. Я всѣмъ такъ и говорю.
– Зачѣмъ же ты такъ говоришь?
– Для престижу. Престижъ, братецъ, составляется друзьями; ты послѣ поймешь это. Ты еще не разобрался въ петербургской жизни, не вошелъ въ дѣло. Послѣ ты оцѣнишь мои услуги.