— Веселье для тебя не значит веселье для других.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы с Маркусом шутили и смеялись, но всегда был тот, над кем смеялись. Скажи мне, ему было смешно? Ему было так же весело?
— Конечно же.
— Мне совершенно не весело, Рэй. То, что для тебя шутка, для меня — моя жизнь, и она сейчас оставляет желать лучшего. Я переживаю о том, как посмотрю родителям в глаза и признаюсь, что соврала. Как они себя почувствуют? Разочаруются во мне? Я столько времени пыталась доказать им, что взрослая, а тут взяла и соврала. Даже сама не понимаю зачем. А тебе весело? Хочешь посмеяться?
Неужели она видела меня таким? Смеющимся над чужими проблемами? Радостным оттого, что кому-то плохо?
— Я хотел тебя рассмешить. Чтобы ты не думала о завтрашнем дне. И на ужине рядом быть, чтобы ты не проходила через это одна, — сказал я.
Не знаю почему, просто не ушел, а попытался ей объяснить.
— Тогда зачем говорить так, будто тебя забавляет моя боль?
— Она меня не забавляет.
В тишине ее кабинета я смотрел в наполненные слезами девичьи глаза и понимал, что я ее не знаю, так же как и она меня. Мы столько лет знали и не знали друг друга.
— Прости. Я не хотел тебя обидеть.
Впервые с детства я просил прощения. Маркус оторвет мне голову за то, что обидел его сестру, хотя нет, его опередит Дэниель, и тому только останется попинать мой труп. Я врал сам себе, что делаю это ради своих друзей. На самом деле мне не нравилось, что она считает меня настолько плохим.
Вспомнил ситуацию из детства. Тогда она тоже бросала на меня злые взгляды наполненными болью глазами.
Маленькая девочка с растрепанными косичками уставилась на меня сверху вниз: она полезла на дерево за порванным медвежонком. Она пыталась его достать, но прежде, чем я успел, ветка, на которую она опиралась, надломилась и девчушка упала. Чтобы отвлечь ее от слез, я не нашел ничего лучше, чем посмеяться над ней, пытаясь вызвать ее гнев. «Пусть она лучше злится, чем плачет», — думал я тогда. А сейчас, вспомнив этот случай, понял, что оказал себе медвежью услугу.
— Проехали, — вдруг согласилась она. — И прости. Я сама не своя, вот и сорвалась на тебе, — сказала она тихо, но при этом не смотрела мне в глаза.
— Хорошо. Собирайся и поехали.
— Я воз…
— Докажи, что простила. Позволь отвезти тебя домой.
Подумав, она просто кивнула. Всю дорогу до ее дома Дженни молчала, а меня не покидали мысли о том, что завтра вечером она будет одна. С того дня как мы подружились с Маркусом, а потом и с Дэниелем, семья Холл стала для меня родной. Они были хорошими людьми и приняли меня как своего. Поэтому, смотря на нее сейчас, я видел ту худенькую девочку с глазками олененка Бэмби. При первой нашей встрече она смущенно протянула мне руку и покраснела. А после шутки Маркуса о том, что в невесты ей ко мне не набиться, малышка расплакалась. Я тогда чуть не треснул друга по голове.