– Обставился ты недурно, – насмѣшливо сказалъ онъ, – но одной вещицы y тебя въ кабинетѣ не хватаетъ.
– Именно? – насторожился Симеонъ.
– Хорошаго портрета Эмиліи Ѳедоровны Вельсъ. Я бы, на твоемъ мѣстѣ, стѣнной заказалъ и рядомъ съ иконами его во весь ростъ въ кіотъ поставилъ.
Всѣ эти ироническія слова Симеонъ выслушалъ совершенно невозмутимо.
– Не спорю, подрадѣла она мнѣ вояжемъ своимъ, – равнодушно согласился онъ.
– A это правду разсказываютъ, – поддразнивалъ Вендль, – будто на вояжъ этотъ ты ей денегъ далъ, лишь бы она увезла Васю Мерезова?
Симеонъ такъ же равнодушно поправилъ:
– Не далъ, a досталъ. Это я теперь могу давать, a тогда нищій былъ. Она просила, я досталъ. A кто куда за чьимъ хвостомъ треплется, я знать не обязанъ.
– Да теперь и не все ли равно? – усмѣхнулся Вендль. – Побѣдителей не судятъ.
Симеонъ стоялъ y письменнаго стола, выпрямившись съ видомъ гордымъ и мрачнымъ, какъ вызывающій борецъ, который знаетъ, что публика его не любитъ и охотно ждетъ его пораженія, но ему все равно: онъ знаетъ свои силы и пойдетъ на арену бороться, на зло всѣмъ имъ, этимъ недоброжелающимъ.
– Я человѣкъ, можетъ быть, грубый, но прямой, – сказалъ онъ наконецъ. – Скрывать не хочу и не стану. Конечно, наслѣдство я фуксомъ взялъ. Завѣщаніе въ мою пользу дядя написалъ со зла, подъ горячую руку, когда Мерезовъ ужъ очень взбѣсилъ его своимъ безпутствомъ.
Вендль смотрѣлъ на него съ участіемъ.
– Ты пожелтѣлъ и тебя какъ-то дергаетъ, – замѣтилъ онъ.
Симеонъ пожалъ плечами.
– Любезный мой, – тономъ даже какъ бы хвастливаго превосходства возразилъ онъ, – я продежурилъ нѣсколько лѣтъ, a послѣдніе слишкомъ два года почти безвыходно, при больномъ, свирѣпомъ старичишкѣ на положеніи только что не лакея. Это не сладко.
– Особенно при твоемъ характерѣ.
– Каждый день, каждый часъ я дрожалъ, – говорилъ Симеонъ, и голосъ его, въ самомъ дѣлѣ, дрогнулъ на словахъ этихъ, – что дядя смѣнитъ гнѣвъ на милость, и господинъ Мерезовъ пустить меня босикомъ по морозу.
– Я не выдержалъ бы! – улыбнулся Веядль. – Чертъ и съ наслѣдствомъ!
– Два года я сидѣлъ, какъ въ помойной ямѣ. Только и глотнулъ свѣжаго воздуха, когда ѣздилъ въ Казань, по старикову же приказу, продавать домъ.
– Мерезовъ тогда былъ уже за границей? – послѣ нѣкотораго молчанія, спросилъ Вендль.
Симеонъ опять пожалъ плечами: какъ, молъ, этого не понимать?