— Ох, избавь меня от всего этого сопливого дерьма, Николаич, —
порядок, зажигалка в руке. — Ты ж не просто так меня в живых
оставил. Что надо? Выкладывай.
— А ты не меняешься, Макс. Или всё-таки Максим Сергеевич?
Смотрю на него исподлобья:
— И долго ты будешь со мной заигрывать? Уймись, я не по этой
части. Давай к делу.
Не любит Николаич таких намёков, ой как не любит. Толстая рожа
заметно кривится, а хриплый голос дрожит от ярости:
— К делу, так к делу, Макс. Работать теперь будешь на меня. Все
права на прошлые, текущие и будущие разработки — мои. И больше
никаких фокусов. Ясно?
Кошусь на посмеивающихся охранников:
— Да куда уж яснее.
Толстые щёки торжествующе колыхаются:
— А прямо сейчас, Макс, ты расскажешь мне, где вся документация
по Белой орхидее.
Так вот оно что. Захотел наложить лапу на проект для другого
заказчика. Ожидаемо. Неплохая приманка.
— Прямо при всех рассказывать? — с сомнением уточняю я, снова
посматривая на охранников.
На физиономии Николаича отражаются страшные сомнения.
— Всё забрали? — гавкает он в сторону одного из подчинённых.
— Обижаете, Владислав Николаевич, — бурчит тот. — При нём и не
было ничего, одна зажигалка.
Толстяк удовлетворённо кивает:
— Тогда выйдите все. Но чтоб при любом подозрительном звуке…
Охрана послушно подчиняется. Отлично, просто великолепно. Первый
этап завершён.
Теперь подобраться поближе, чтоб наверняка.
— Ну? — требовательно вопрошает Николаич, стоит нам остаться
наедине. — Где документы?
— Они у меня лежат… Слушай, а ты уверен, что у тебя тут
прослушки нету? Сейчас такие хитрые приборы делают — хрен
обнаружишь…
Делаю ставку на свойственную бывшему партнёру паранойю, и
попадаю в яблочко. Значит, не зря его повадки столько лет
изучал.
Николаич тяжко вздыхает:
— Погоди, я поближе подойду.
Сползает с кресла. Идёт, переваливаясь с боку на бок, будто
раскормленная рождественская утка. Хорошо, что стол между нами не
такой уж большой, иначе сто лет пришлось бы ждать. А у меня нервы
всё-таки не железные.
Наконец бескрайняя туша нависает надо мной.
— Ну? — говорит тише, но не менее требовательно.
— Баранки гну! — весело отвечаю я. Хоть и не так, как я
планировал, но ведь получилось же! — Соси жопу, Николаич!
Преувеличенно-деловое выражение на его физиономии сменяется
пониманием, затем ужасом. Он дёргается назад, но поздно: я уже
нажимаю одному мне известное место на корпусе заветной зажигалки. В
руках разрастается огненный цветок, выжигая всё в радиусе пары
метров.