– Ты врешь, врешь! Все это порождение твоего больного сознания. Ты всю жизнь врала, злобная лгунья! – крикнула она.
– Да-да, я злобная, но не лгунья. Послушай, у меня мало времени. Сегодня я умру, а нашей бабушке придется оплатить этот чертов телефонный счет.
– Я могу перезвонить тебе, если ты, конечно, хочешь.
– Нет, не хочу. Мы не общались шестнадцать лет и не общались бы еще столько, если бы я была здорова.
– Ты сама не желала общаться со мной.
– Да, это так. Нам не о чем говорить, Арев. Разве что о нашем отце. О чудовище, которое породило себе подобных и уничтожило нашу мать. Хочешь найти его?
– Нет.
– Узнаю нашу маленькую трусишку Арев, – усмехнулась Лусине. – Все так же боишься всего на свете?
– Ничего я не боюсь. Просто не хочу никого искать. Мне это не нужно.
– Ну как хочешь. Упрашивать я тебя не буду, но на всякий случай оставлю-ка я тебе свой дневник. В нем есть кое-что интересное. О нашем отце в том числе. Я хотела написать книгу о своей никчемной жизни в блокадной Армении, но теперь уже вряд ли напишу. Я спрячу тетрадь в комнате нашей матери – на верхней полке за книгами на тот случай, если ты приедешь на мои похороны. Прощай, Арев, прощай! – простонала Лусине, и Анне показалось, что, произнеся последнюю фразу, сестра заплакала.
– Погоди! – крикнула Анна. – Не бросай трубку!
– Поздно… – вздохнула Лусине. – Поздно что-либо менять. Прощай, Арев. Если ты приедешь, остерегайся Сергея. Наверняка ты окажешься в его вкусе. Арев, прос…
– Какого Сергея? Алло, Лусо, ты меня слышишь?
В трубке послышались короткие гудки.
Анна опустила руку и на мгновение оцепенела, не в силах пошевелить даже пальцем. Боль достигла своего пика. Чувствуя, как в ее тело словно впиваются тысячи мелких игл, она съежилась, прижала колени к подбородку и завыла тонко и протяжно, как воет раненый зверь, чья рана глубока и мучительно болезненна, но не настолько смертельна, чтобы убить его сразу. Перед внутренним взором один за другим проносились фрагменты ее прошлой жизни. Могила матери, искаженное в приступе ярости лицо Лусине, папа – всегда добрый и улыбчивый, снова лицо Лусине, мама – самая любимая, самая ласковая и нежная, ворчливая бабушка Вардитер, вечно сопливый Гор, снова Лусине. Внезапно она почувствовала на губах солоноватый привкус. Анна посмотрела на руки и увидела кровь. Медленно, слегка пошатываясь, она побрела в ванную, открыла дверь и вскрикнула. В зеркале над раковиной отразилась женщина с окровавленным лицом.