– Иса, – Гаккель шлепает его по щеке, – Иса, очнись.
Иса капает на друзей коротким мутным взглядом и снова уходит в себя. Нужно стать бешеным, нужно дойти в любви до точки, после которой либо пан, либо пропал. Он перестал перечитывать свои письма перед тем, как послать их Асе – было страшно начать стесняться своих чувств. Страшно остановиться и сказать себе: «Дурак, о таких вещах не пишут!»
Открытка была яркой. На ней трое пьяниц, двое подпирают друг друга, третий, которому не хватило дружеского участия, присел на бревно. Карандашом было приписано Асенькиным почерком с нахально вздымающимися палочками от «р» и кокетливыми лепестками от начального крючка «л» и «м»:
15/I 1926 г.
Ревель
Карлуша, Саша, Иса, не возвращаетесь ли вы и теперь, святая троица, домой в таком виде? Ведь меня – вашей начальницы, нет. Вы можете себя вести как угодно! После Нового года, верно, еще продолжаете пьянствовать. Пишите, мальчики! Я получаю много удовольствия от ваших писем.
Немного обидело, что нет длинного письма, описывающего чувства, но юмор и некоторая эксклюзивность этого послания порадовала. Хоть и было оно адресовано всем троим, но послано на его, Исин, адрес. Хоть и карандашом и явно случайно на почтамте найдена была открытка в последний момент, но об их приключениях Ася знает от него – от Исы.
Что ей написать? Как вчера вечером был с фэксовскими мальчиками в «Пикадили», танцевали перед сеансом, потом смотрели кинокартину, которая тут же стерлась из памяти. После сеанса встретили случайно Минну с ее хахалем Мишей. Быстро же Минна забыла Дузю. Тот, правда, тоже не эталон беспримерной верности, но Минна – девушка, могла бы хоть для виду немного пострадать.
Потом пошел в гости к Шуре. Шура встречалась с фэксовцем Тео, и они бесцеремонно целовались, а Иса сидел и облизывался. Интересного в таком занятии нашел мало, а потому рано ушел домой.
Время катилось без Аси к черту. Время стояло столбом без Аси. Время вытворяло все что угодно, только не было справедливым. Поспевает Исин день рождения, а Иса думает: лучше б он не родился.
17/I 1926 г.
Ленинград
Родная, славная девочка!
Как обидно, что вчера не было тебя. Телеграммой твоей я, конечно, был тронут, но мне этого было мало, мне хотелось видеть тебя, хотя бы ненадолго, но, увы, этого события придется еще долго ждать. Постепенно вооружаюсь терпением. Надолго ли?