– Погоди, Харальд.
– Чего тебе?! – взревел Краснозубый, не сводя яростных глаз с насмешливого хускарла.
– Мы с парнями подумали – негоже нам глотать слюни, как несмышлёным дренгам. Истинный воин всегда найдет добычу. В Валланде много богатых городов.
Харальд нахмурился:
– О чем ты?
– Поднимемся вверх по реке. Пока инглинги делят добычу, что помешает нам пошарить по побережью. Глядишь, и себя не обидим.
Краснозубый размышлял недолго.
– Собирай всех. Уходим.
Три драккара Харальда, не привлекая излишнего внимания, снялись с якоря и покинули пылающий Нант, где сыновья Рагнара Ландброка предавались кровавым оргиям, убивая мужчин и насилуя женщин. Безумное веселье продлится несколько дней, после чего в богатейшем франкском городе не останется ни одного живого человека. Рагнарсонам не нужны рабы. Ведь впереди их ждет куш посерьёзнее – Париж.
Уж если богам вздумалось поиздеваться над незадачливыми смертными, делают это они с особой изощренностью. Харальду снова не повезло. Туман, на который он так рассчитывал, рассеялся, как рассеялись и надежды на внезапную атаку. Вдобавок глазастый пастушок рассмотрел на горизонте чужие полосатые паруса и стрелой помчался в город рассказать о незваных гостях.
Барон Ваннский насмешливо крутил пальцами длинный ус:
– Всего три корабля. На что рассчитывают эти северные дикари?
– Один из них большой, – мрачно заметил командир гарнизона шевалье де Вилье. – Всего, примерно, полтораста гребцов. Слава Богу, что войско графа Анжерского уже на подходе. Сир, надо срочно организовать оборону.
Барон едва не поперхнулся от возмущения:
– Оборону?! Ты в своем уме?! Сто пятьдесят разбойников супротив наших семи сотен солдат?! Да мы раздавим их, как мокриц! Немедленно трубить общий сбор!
– Сир, это неразумно. Вы не знаете, на что способны норманны. Поверьте, сто пятьдесят воинов – это очень много.
Но барон уже не слушал. Мысленно он показывал графу Анжерскому трофеи в виде изрубленных тел викингов.
– Это хорошо, что берег высокий. С воды они нас не увидят, – бормотал барон. – Мы затаимся, а когда они высадятся – ударим. Сначала лучники, потом мечники. Я сам поведу солдат в атаку.
В хирде хёвдинга Торстейна Вилобородого было тридцать четыре воина. Умелые и опытные рубаки. В тридцати трех хевдинг не сомневался, знал их не первый год, а вот тридцать четвертый был, по мнению вождя, балластом. Звался этот двухметровый рыжебородый детина Сигурд Белоглазый и за плечами имел лишь один подвиг, когда убил кулаком ручного медведя. Зря он это сделал, ибо отец Сигурда был берсерком, и медведь являлся тотемным зверем их рода. Не оттого ли все, что ни делал Сигурд Олафсон, выходило из рук вон плохо. Насколько помнил хевдинг, этот здоровяк не победил ни в одном поединке, не одержал вверх ни в одном единоборстве, исключая борьбу, совершенно не умел стрелять из лука и плавал хуже любого дренга. Именно поэтому Белоглазый, достигнув солидного для викинга возраста – этой весной ему исполнилось тридцать лет – не участвовал ни в одном военном походе и махал мечом лишь в междоусобных войнах своего ярла. Впрочем, и в них он не снискал воинской славы. Единственно, в чем ему повезло, так это в любви. На него положила глаз сестра Торстейна – толстушка Брунхильда. И как хевдинг ни противился – пришлось сыграть свадьбу. Она-то и потребовала от брата не позорить любимого муженька и взять с собой в поход. Глаза у Брунхильды всегда были завидущие, небось, надеется на сказочные подарки, что добудет этот недотепа.