– Забудь на время, что твоё имя Рохан, – попросил он малыша, – я обещаю вернуть тебя в твоё тело, как только выполню миссию спасения своего народа. Времени ждать до наступления этого часа уже осталось совсем не долго, дорога каждая минута.
И Рохан, внимательно слушая и понимая его, как бы давая своё согласие, с трудом выдавливая детскими губами звуки, произнёс, показывая рукой на себя:
– Ананда!
Рохан – Звёздный воин улыбнулся, и Ананда ткнул на него пальцем.
– Рохан, – сказал он.
Так между ними было достигнуто соглашение, и Рохан теперь с чистой совестью пошёл к Ламе-Сахелю, чтобы провозгласить ему свои намерения, якобы навеянные ему младенцем Анандой, что он готов принять участие в его воспитании.
Лама видел, как младенец Ананда общался с Роханом, и поэтому никаких сомнений у него не возникло. Кроме того, Лама – Сахель отметил для себя, что Рохан сделал большой скачок в своих знаниях, так как прекрасно сумел изложить свою мысль и свои доводы в телепатической форме. Лама – Сахель одобряюще кивнул.
Детство и становление колдуна Дугпа-Мары
Рохан беспрестанно, наблюдал за колдуном, медитировал, пытался понять его сущность умом, будто ходил за ним по пятам, и наблюдал, наблюдал, наблюдал его жизнь. Изучал его повадки, техники, среду обитания… Ведь, только распознав врага, можно его точно и быстро обезвредить. В голове будто что-то щёлкало, и мысли быстро мелькали, как переворачивающиеся страницы книги жизни Дугпа-Мары.
Митул пытался простить причинивших ему зло людей, возносил мольбы, но у него не получалось. Да и никто из них, если честно, не раскаивался в содеянном и тем более не чувствовал своей вины перед Митулом. А ему хотелось, чтобы люди осознали, чтобы их сердца встрепенулись, чтобы они опомнились – ведь он живой человек, такой же, как и они, а разве можно так с живым было поступить?
Он часто ходил к горному отвесу, с которого был виден его посёлок, и ждал, ждал, что вдалеке замаячит хрупкая женская фигурка его жены. Но все надежды Митула были тщетны. Все эти страдания, с которыми никак не получалось у него справиться, усмирить своё растущее негодование и озлобленность, дали свои плоды, прорастающие в плоть семенами зла. И тогда движимый жаждой мести Митул принял сговор с тёмными силами.
Стояла морозная ночь. Полная, холодная, будто кусок льда, луна поднялась и повисла над горой, высветив тёмную пещерную дыру. Где-то в предгорье встала в стойку как вкопанная, уперев широкие лапы в скалу, самка степного волка и, взметнув к небу свою морду, взвыла на луну. Её протяжный вой понёсся над просторами гор и, отражаемый эхом, наполнил собой пространство, будто звук камертона, звучащий с такой частотой колебаний, что производил резонансом усиление звуковых волн, и они летели, пронизывая собой всё. И летел над грядой волчий вой, подхватываемый со всех сторон собратьями стаи. Будто вышла на сцену одинокая пианистка, села за рояль, взметнула кистями рук и с размаху опустила их на клавиши, и, вторя ей, заиграл весь оркестр. И зазвучала, завыла, заплакала в ночи волчья симфония.