Подошедший милиционер со скучающим лицом долго выслушивал страшные истории о том, как нас похитила тоталитарная секта, как нас надо спасать и так далее. В итоге он принял решение задержать нас, учитывая то, что у нас не было билетов. Вот так очередной розыгрыш привел нас в отделение милиции на станции «Тулун». Мы старались, как обычно, косить под идиотов, показывать, что с нас нечего взять и проще всего нас отпустить. Мы думали, что в этот раз все закончится как обычно – нас немного подержат, попугают, повымогают деньги, а потом отпустят. Но мы сильно ошиблись.
Старший лейтенант, который нас задержал, долго изучал наши паспорта, удивлялся, что прописка у нас московская. Мы рассказали о том, что путешествуем, что денег у нас мало, что уже возвращаемся домой и так далее. Он поинтересовался, кто у нас о родители, где они работают; о том, учимся ли мы в институте. Мы прибеднялись, рассказывали о несчастных родителях-алкоголиках, о том, что нигде мы не учимся, приходится работать – в общем, всё как обычно. Глядя на нас – грязных и небритых, – представитель правоохранительных органов достаточно быстро понял, что получать с нас нечего. Но не отпустил. Мы не знали, что станем жертвами стечения обстоятельств: во-первых, у старшего лейтенанта была норма отлова тех, кто косил от армии; а во-вторых, нам обоим исполнилось по восемнадцать лет. А когда мы сказали по глупости, что нигде не учимся, он понял, что мы его клиенты.
Тот, кто играет с огнем, рано или поздно обожжётся.
Марио Варгас Льоса
Дальше события завертелись с необычайной скоростью. Нам казалось, что мы попали в какой-то адский бюрократический конвейер. Поняли, что всё действительно плохо, когда за нами в камеру пришли люди в военной форме и сказали, что забирают нас в местный военный комиссариат. Мы тут же начали объяснять, что у нас есть отсрочка от армии, что мы не косим, что у нас в Москве всё решено. Но человеку из военкомата с квадратной челюстью и лысиной было наплевать. Нас посадили в машину и привезли в военкомат.
Я просто впал в оцепенение и не знал, что делать. Мама тысячу раз пугала меня армией, но я просто не задумывался об этом всерьёз, не верил. Я чувствовал себя игроком в огромной песочнице жизни, и мне казалось, что по-настоящему ничто мне не угрожает. Но тут я стал смутно сознавать, что теряю контроль над ситуацией и совершенно не понимаю, что делать. Я просто впал в ступор и всю дорогу молчал. Слава же, наоборот, сделался весьма словоохотлив. Он пытался разговорить водителя, расспрашивал его обо всем на свете, о его работе, о семье; видимо, пытался найти какие-то точки, надавить на жалость. Но с этим типом не сработало. Водитель отделывался короткими фразами или просто молчал, ничего не отвечая.