Спустя час, когда Алекс так и не появился, Кэмерон отправился на его поиски в гостевую спальню и тихонько постучал в дверь.
– Entre[5]. Я помылся и переоделся в новую одежду.
– Заносчивый глупец, – пробормотал Кэмерон, распахнул дверь и… едва не лишился чувств.
Неопрятный чумазый мальчишка исчез. А вместо него появилась красивая девочка, только вступившая в пору взросления, с распущенными блестящими длинными волосами цвета воронова крыла. Она глядела прямо на него, пока Кэмерон силился собраться с мыслями.
Девочка ухмыльнулась.
– Как, ты сказала, тебя зовут?
С губ девочки сорвался тихий смех.
– Алексия, дорогой папа. Алексия Тибодо. Я из Сенлоран.
Ее мягкий обволакивающий голос казался слишком взрослым, слишком мудрым для столь юного создания. Она дерзко выступила вперед.
– Ты ведь помнишь мою maman, не так ли? Соланж?
– Я… Я не могу сказать. Сколько тебе лет?
– Почти тринадцать, папа. – Девочка наклонила голову. – Мою maman звали Соланж Тибодо. О, постой. Ты знал ее под именем Салли.
Ну, вот. Даже в годы своей неуправляемой юности Кэмерон остерегался иметь дело с креолками из болотистых районов Луизианы. Поэтому мысль о родстве с этой девочкой казалась ему по меньшей мере нелепой.
– Non? Тогда ты, должно быть, помнишь моих дядей Рене и Бастьена. Они едва не забили тебя до смерти за то, что ты занимался любовью с моей maman в борделе мадам Олимпии.
Святые угодники! Стало быть, мать этой девочки – молодая женщина, лишившая его невинности? Кэмерон совершенно позабыл о ее существовании, равно как и о том обстоятельстве, что она вполне могла оказаться французской креолкой. Хотя ведь она рассказала ему, что была сиротой из французского квартала.
– Этого не может быть. Ты… не можешь быть моей дочерью. Ты лжешь. К тому же я настолько не доверяю родственникам Бастьена и Рене, что даже не решусь спросить у них, который час. Кто отправил тебя сюда? Твоя мать?
– Я не знала своей maman, папа. Она умерла, когда я родилась. – Девочка принялась неторопливо расхаживать по комнате. – Тебе нравятся мои глаза, папа? Родные постоянно говорили мне, как я на тебя похожа. Мне хотелось верить, что я унаследовала внешность матери, но теперь вижу, что они правы.
Ну, и что, черт возьми, теперь делать?
– Мне было всего семнадцать лет, когда случилась та драка у мадам Олимпии. Сразу после этого меня отправили в Англию. Очевидно, произошла какая-то ошибка.