* * *
Возьмем теперь два стихотворения Пушкина, чтобы убедиться в наличии или отсутствии нарративного слоя в лирическом тексте.
Нереида
Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,
На утренней заре я видел Нереиду.
Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:
Над ясной влагою – полубогиня грудь
Младую, белую как лебедь, воздымала
И пену из власов струею выжимала
15.
Стихотворение кажется сюжетным или событийным. Зададим, однако, вопрос: можно ли его представить как рассказ о событиях? Например: на берегу моря я увидел купающуюся женщину, которая показалась мне Нереидой. Я незаметно смотрел, как она выходит из воды и выжимает пену из волос. Но вряд ли мы скажем, что стихотворение написано про это. Кроме того, и что же здесь интересного, поэтического? Ничего! Не сказано даже, дурно ли поступает рассказчик, сокрытый меж дерев. Следовательно, рассказ о событиях, если он имеет место, совершенно не релевантен и ничего нам не открывает, скорее, наоборот. Тогда, может быть, посмотрим со стороны события самого рассказываемого, – но и здесь, за исключением общих положений, мы ничего не найдем. Даже допуская, что перед нами какие-то повествовательные или псевдоповествовательные наслоения, «Нереида» принципиально вненарративный текст. Он говорит на языке Wortkunst, а не на языке Erzälkunst, а это значит, что поиски лирического сюжета, как всегда, должны быть направлены в область неопределенных смыслов, порождаемых комбинаторикой единиц низшего порядка.
А почему, собственно, это называется «низшего порядка», когда думают о множестве стиховых составляющих, которые прикосновенны к ноуменальным основаниям Сущего? Именно там, в узком месте перехода из эстетического пространства в экзистенциальное, генерируется и возрастает вовне и вовнутрь та неопределенность, которая одна избавляет поэтический образ от профанации. Уже заглавие «Нереида» рождает ожидание чего-то сказочно-прекрасного, и мы читаем:
Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду…
Перед нами умиротворенное рассветом море и его зеленые волны. Мы их видим, потому что яркие цветообозначения типа розовых снегов не часты у Пушкина (ср. На море синее вечерний пал туман. Здесь синее – не цвет, а часть вечного образа, постоянный эпитет). Метафора лобзающих Тавриду расширяет и оживляет морское пространство, готовит ожидаемую рифму и наполняет картину дыханием Эроса. Стих изобилует звуковыми повторами: