Так вот, говорю, румыны и американцы. Пожилой американец фотограф (свадьбы и бармицвы), с бородкой. На стене, как в витрине фотоателье, его фотография нелепо застывших Джона и Джоэн. Соответствующая мебель в квартире: «наше» увесистое мещанство (в американцах меньше увесистости, они как будто между небом и землей, как будто родились вчера из реторты). Диалог между фотографом и румыном, голова фотографа важно закинута и потому глаза из-под очков, а румын, наоборот, наклонил голову, так что его глазки зыркают поверх очков. Сперва о физиологических проблемах, важно и нудно. В том числе о морской качке, оказывается, американца укачивает почти мгновенно, а румына, оказывается, вообще не укачивает. Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз; голова Ивана Никифоровича на редьку хвостом вверх. Американец любит ходить на рыбную ловлю, а румын корабельный конструктор.
– Вы, наверное, ходите на блю-фишь, далеко в море, – подаю услужливо.
– Мне достаточно ста ярдов от берега, – категорически отрезает фотограф, – и мне плохо.
– Однажды принимал корабль с русскими на Черном море, – говорит румын. – На Черном море качает иначе, чем в океане, но меня ничего не берет.
– Для меня достаточно двадцати ярдов от берега, – отрезает фотограф. – И я конченный человек.
– Океанская волна идет с одной стороны, – говорит румын, зыркая глазами, – а на Черном море, в силу природных обстоятельств, замкнутый резервуар, волна бьет с разных сторон, что гораздо хуже, а я коньяк с русскими пил.
– А драмамин вы не пробовали? – спрашиваю я американца.
– Драмамин дает мне чувство усталости, – значительно глядит на меня фотограф, еще больше задирая голову.
– Я пил тогда коньяк на Черном море, – говорит румын, тоже теперь обращаясь ко мне. – И никаких проблем. Вопрос был только, чтобы бутылка не ускользнула.
Разговор переходит на политику. Назревают события, три короля желают объявить войну, чтобы мы перешли в турецкую веру, то есть, наоборот, мы хотим объявить войну, чтобы перевести бусурман в нашу демократию.
– У меня нет особенной симпатии к Хуссейну, – озабоченно говорит американец, и глаза его значительно расширяются. – Но президент еще не доказал, что война необходима.
– А я вам скажу, – произносит румын, и глазки его сощуриваются, – раз такая ситуация, надо ударить, и дело с концом.