— Ты когда-нибудь занимался гимнастикой на воздушных полотнах?
Так, подсознание, ты почему не так активно бастовало, когда у меня отказал мозг?
Справочная информация*:
Полоне́з — торжественный танец-шествие в умеренном темпе, имеющий польское происхождение. Исполнялся, как правило, в начале балов, подчёркивая возвышенный характер праздника.
По словам Дианы, в Большом Московском цирке есть пять сменяющихся при помощи механизма манежей и один тренировочный для отработки трюков. Пока мы шли, она провела меня к ним, показывая один за другим: конный, ледовый, иллюзионный, водный и световой. Зрительский круглый зал с оранжевыми креслами и сценой в центре, а также звукорежиссерскую ложу наверху со всей аппаратурой.
На какую-то долю секунды я ощутил себя ребенком. Странное чувство, будто получил долгожданный подарок, но не знаешь, что с ним теперь делать. Уже вроде бы вырос, но чувство удовлетворения согревает душу.
За кулисами дальше по светлому коридору мы прошли к бутафорскому цеху, здороваясь с работниками цирка, которые охотно показывали будущий реквизит. Шум столярного цеха, куда мы заходить не стали, был слышен издалека: они готовили что-то к новому представлению. К животным идти не стали. Несмотря на мое равнодушие к этим живым меховым шубкам, разглядывать глазастых оленей и лошадей в вольерах не очень хотелось.
— За ними идет специальный уход, — пояснила мне Диана, пока мы шагали в сторону тренировочного зала. — Хотя я считаю, что русский цирк может давно обходиться без животных в представлениях.
— Не знаю, никогда в таком ключе о них не думал, — пожал плечами, рассматривая плакаты и различные стенды на стенах.
— Люди и животные в неволе очень часто похожи. Просто наша клетка не столь явно видна, — она оборачивается, подмигивая мне, и я задыхаюсь от неведомого чувства.
Как этой женщине удается угадывать все мои подсознательные мысли? Она телепат? Или я настолько хорошо читаем?
— Ты здесь работаешь? Или работала когда-то? — задаю очередной вопрос прежде, чем мы входим в просторное помещение. Диана разворачивается ко мне лицом, обхватив пальцами косяки, и, чуть качнувшись вперед, мурлычет:
— Все может быть. Но разве сейчас это имеет значение? Располагайся, — она делает приглашающий жест, а я, все еще ничего не понимая, вхожу внутрь.