"Дай Род силы!"
Под густыми тонкими бровями смело глядели пронзительные глаза травницы. Полыхая лицом, Нечай смежил веки, лишь когда почуял, что девушка легла к нему, согревая гибким, молодым телом, - кожа к коже, уста к устам. И хотел бы обнять в ответ, да Нелада отвела его ослабевшие руки, ласково приказала:
— Тихо лежи, слушай меня, пей меня, набирай крепость, к зорьке родишься заново.
Потом смело погладила его твердый живот, прохладной ладонью накрыла повязку в боку, ниже пальчиками скользнула и, ощутив под льняной пестрядью явный мужеский интерес, усмехнулась, будто бы запоздало стыдясь.
— Погоди штаны стягивать, еще не женился.
— Да я только пояс проверить хотел, тайная сила в нем скрыта, - задыхаясь от девичьей близости, ответил Нечай.
Закипала кровь, растворяла-плавила недуги, взамен ковала новые помыслы и желанья.
«И вовсе она не тоща - белая, ладная, шелковая, как молоденькая косуля на взгорке - лебедушка моя… толченой земляникой подмышки пахнут, а груди, наверно, сладки на вкус, ежели забрать в рот. И я ровно коряга валяюсь, толку нет… А, может, нарочно морочит меня леший, в урочище свое заманил, голой девкой дразнит… Ишь, филин в оконце смотрит…»
— Потрачен ножом твой пояс, завтра зашью, - зевнула ведунья, прикрыв шубейкой бедро и ловчее пристраиваясь к плечу Нечая.
Он шумно сглотнул, попросил бредово:
— Ты филина-то гони отселе… пусть летит к зароду мышковать, Спирька завтра опять волков караулить будет… Ох, забота… в город мне надо идти…
— Вместе пойдем. Тебя ведь Нечаем звать? Мне жена брата твоего сказала. Добрая баба, только глупая - душу ты ей растравил, плакала о тебе. Другой зазнобы в селище не оставил?
— Нет у меня никого, - пожалобился Нечай. - Ладушка, а чего сюда Желтоглазый смотрит… пужни ты его лучиной, а то сам поднимусь.
— Закрыто оконце, не бойся! - отчего-то довольно засмеялась ведунья, блеснули под припухшей верхней губой зубы-жемчуга, - Никому тебя теперь не отдам, ни лешему, ни пешему, ни бабе глазливой, ни девке трепливой. Спи, Нечаюшко, одолели мы чужой наговор.
— Так открой имя свое, - засыпая, попросил он, уложив наконец непривычно слабую ладонь на теплое девичье колено у себя в паху.
— Скажу, если обещаешь таить. Лебединым криком нарекла меня матушка, выпуская из чрева, а потом ушла по небесной тропе в Верхний мир. Бабушка тогда много слез пролила, и стала я для нее Неладой. Так все и зовут.