— Но я не хочу! — прорывает меня. — Я не шлюха! И это незаконно!
— В моем мире действуют другие законы, — подмигивает он. — И с ними считаются, Снежинка. Попасть на аукцион лучше, чем в публичный дом. Поверь. Я давно этим занимаюсь. Знаю, о чем говорю. Посуди сама: один обеспеченный мужчина, который за маленькие плотские удовольствия может тебя озолотить, или множество пьяных, иногда обдолбанных чем-то потяжелее, готовых рвать тебя на части за пару косарей. Нет, если тебя устраивает второй вариант…
— Нет! — подпрыгиваю, с ужасом представляя, как это будет.
— Я так и думал, что ты не дура. Прекращай истерику. Для смазливой сиротки это билет в безбедную жизнь.
— Сиротки? — сползаю по стене на пол.
Осознание, что я одна не только в этой комнате, но и в целом мире, захлёстывает с головой. Значит, за мной никто никогда не придёт. Значит, никто не поможет мне вспомнить…
— К нам редко попадают другие, — мужчина пожимает плечами. — Подожди, — хмурится он. — Ты ничего не помнишь, что ли?
Отрицательно кручу головой. Какой смысл теперь скрывать?
— Хм, — проводит ладонью по тёмным, густым волосам. — А знаешь, так даже лучше. Во всех смыслах чистая девочка. За тебя хорошо заплатят. Вытирай слёзки, — подмигивает он. — Там злые дядьки с автоматами нервничают. Они очень не любят капризных малышек. Смотри на это, как на шанс приподнять уровень своей жизни от плинтуса. Будешь себя хорошо вести, я для тебя тоже кое-что сделаю. Прослежу, чтобы ты не попала к извращенцу.
— С-спасибо, — судорожно выдыхаю.
Он выглядывает за дверь. Бросает короткое: «Успокоил» и впускает в комнату двух женщин в платках и длинных платьях. У одной в руках одежда под плотным непрозрачным целлофаном и коробка с обувью. У другой — два косметических чемоданчика.
Адиль говорит с ними на незнакомом мне языке и уходит, снова подмигнув, словно я его подружка, а не пленница, которую решили продать, как скотину на рынке.
Женщины жестами просят раздеться, загоняют в ванную. После сушат слишком светлые, почти белые волосы, укладывают, наносят макияж, надевают очень красивое, воздушное платье с тончайшей газовой юбкой в пол, расшитой мелким жемчугом. Отдают мне коробку с изящными хрустальными босоножками и уходят.
Разглядываю себя в зеркале. Точно Снежинка… Голубые глаза за счёт подводки стали больше, выделены скулы, а губы слишком яркие. Хочется стереть с них помаду. Глубокий вырез на платье выделяет полушария небольшой груди. Через тонкую ткань просвечивают бусины сосков. Обнимаю себя руками, чтобы спрятаться даже от собственного взгляда. Это ужасно, стыдно и страшно…