— Ну, и хорошо… А то
получилось бы — зря спасали.
— Не говори так, атаман. В
жизни ничего не бывает зря. Думать так, значит, сомневаться в Его, — сестра
благочестиво подняла глаза к небу, — мудрости и провидении.
Интересный поворот. Впрочем,
чего люди на Господа только не сваливали. Не помешал — значит, одобрил.
Фактически благословил. В крайнем случае: «Я человек маленький. Начальника
приказывал, с них и спрашивайте».
— Атаман, не хочешь о своем
сне рассказать? — воспользовалась моим настроением сестра.
— Да я уж и позабыл…
Я не отмахивался. Реально,
то сновидение, что в бреду пригрезилось, почти сгладилось в памяти. Никаких
подробностей. Осталось только воспоминание, что видел я нечто, мягко говоря,
неприятное… о плаще крестоносца на мне, а еще я, вроде, собирался кого-то убить.
О чем я девушке и поведал.
— О, Боже… — Мелисса даже
побледнела. — Надеюсь, это была какая-то хитрость, уловка. Иначе, пусть Дева
Мария хранит нас.
— Да что такое? — удивился
я. — Помнится, когда я рассказывал о прошлых кошмарах... от которых у самого
волосы дыбились, ты даже бровью не повела. А теперь такая реакция…
— Потому что во всем
увиденном тобою раньше, не было ничего нового. Паписты не первый год ведут с
Храмом Ночи войну. Огнем и мечом выжигая скверну… Как они говорят. Без
содрогания оставляя за собою горы тел и пепелища. И о тех пытках, — которым
инквизиторы подвергаю моих сестер и братьев… или любого, кого сами же и обвинят
в ереси, — тоже знаю. Но все это было раньше разделено. Были они и мы… А в
последнем сне ты стал одним из них! Вот я и молю Господа нашего и Пресвятую
Богородицу, чтобы это оказалось военной хитростью, маскировкой. Иначе моей
Церкви придет конец. А вместе с ней — и всей Антарии. Даже возвращение
Императора нас не спасет.
— Ой, я тебя умоляю!
Прекрати. Это даже не смешно. Сама себе выдумала героя или, не знаю, кого. Сама
же теперь причитаешь. Что такое один человек? Что он может?
— У тебя есть пули? — вместо
ответа спросила Мелисса.
— Конечно.
— Сколько?
— Шестнадцать…
— Дай мне одну.
— Зачем?
Вообще-то я уже понял к чему
она клонит, но отвечал по инерции.
— У тебя их станет
пятнадцать. У меня — семнадцать. Верно? А теперь скажи, у кого больше шансов
победить в перестрелке? И это я еще тебя только с пулей сравнила. А если ты мне
пистоль отдашь? Всего лишь один пистоль… Продолжим разговор о шансах и роли
одиночки, или достаточно?