Я бываю там обычно в качестве стороннего наблюдателя, но временами мне попадаются интересные одноразовые собеседники, и тогда я становлюсь частью этого неконтролируемого потока народного сознания, стремящегося к счастью и обретению истин.
Сегодня таких собеседников нет. Мы приехали в заповедник Дурмитор с Бертом и его компанией, чтобы устроить сплав на рафтах по Таре. Изначально это была не моя идея, поэтому я сплавляться не стал, я решил просто посидеть на берегу один. Люблю это место».
Остановив мысленный поток, Велибор приложил пальцы к вискам. Тепло. Под тонкой кожей правого виска живо пульсирует вена.
«Если вы писатель или поэт, – воскрешал он в памяти следующие строки, – музыкант, художник или скульптор – одним словом, человек искусства, то наверняка не раз сталкивались с муками творчества. Тогда кажется, что еще немного, один день без идеи, и жизнь лишится всякого смысла.
В последнее время у меня вошло в привычку писать что-то на листках, вырванных их блокнота. Описываю природу, ощущения, придуманные мной образы, но, так или иначе, прочитав написанное, рву бумагу на части. Это письмо – первое, что осталось целым, но его у меня больше нет».
Велибор шумно вздохнул, зрачки его проницательных глаз быстро забегали, и вот лицо его исказилось свойственной гримасой, возникающей оттого, что не открылась желанная истина. Им овладела злость, с которой невозможно смириться. Черты лица заострились и стали жестче: губы плотно сомкнулись, скулы свело от неуправляемого спазма, а на подбородке появилась еле заметная ямочка. В темных черногорских глазах Велибора возникло отчаяние, отвращение и насмешка.
В последнее время он часто ощущал, как гримаса эта сковывает его лицо, но не мог с ней справиться.
«Знаю, вам может показаться, что в мыслях моих много пафоса, – звучало в его голове письмо, – что фразы мои напыщенные и пустые и что я говорю только ради того, чтобы выглядеть загадочным и непостижимым, но это не так.
Еще кое-что скажу… Нижеследующее, конечно, по большей части представляет важность для меня, но я каждодневно соприкасаюсь с миром. И мне кажется, что я давно сижу на верхушке высокого-высокого дерева с пушистой кроной. Так хочется посмотреть на землю, но не выходит! Листва слишком густая, а дерево такое высокое, что удается разглядеть лишь маленькие кусочки земли. И картину собрать воедино тяжело, и слезть не получается. Я очень хочу увидеть, что же там, внизу, хотя бы на мгновение.