Мик вздохнул, поправил кочергой дрова в печи и подошёл к Нири.
Сам не знает зачем. Посмотреть на неё лишний раз. И нахмурился. В
свете занимающегося дня было видно, что она дрожит. И дышит хрипло
и прерывисто. Мик дотронулся до лба. Тот обжигал огнём. Вот тебе
раз! Он попытался вспомнить, чем сбивать жар, и по всему выходило,
что нужны специальные травы, а ещё гусиный жир бы не помешал. В
ближайшей деревне есть лекарь?
- Нири! – Он попытался её разбудить, дотронулся, но тщетно. Она
только застонала и повернулась на другой бок. Совсем дело плохо! И
медлить нельзя.
Он снял с неё шубу, укрыв единственным одеялом, взял шапку и
сапоги. На улице едва-едва рассвело. А ещё мело так, что можно
потеряться в двух шагах, если не знать, куда идти.
- Нири! – Снова попытался он разбудить её. И она наконец-то
открыла глаза.
- Мне плохо, - прошептала тихо.
- Ты заболела. Нужен лекарь. Я схожу за ним. У тебя есть, что
ещё продать, кроме перстня? – Он бы всё отдал, лишь бы она
выздоровела, но у него самого, к сожалению, ровным счётом ничего не
было. Разве что чудесный камешек, да разве он нужен кому-то?
- Кинжал, - тихо ответила Нири. Потом с трудом достала его и
отдала ему. И, казалось, на этом её силы закончились. Она снова
впала в забытьё.
- Я скоро приду, - прошептал ей Мик. – Только дождись.
И шагнул за дверь.
Нири
Было плохо, да так, что она едва сознавала, где она и что с ней.
Пожалуй, давно она так не болела. Да, что там давно! Никогда она не
болела так сильно. Она то проваливалась во тьму, то снова выплывала
на свет. И тогда ей становилось страшно и хотелось снова уплыть в
блаженное забытьё. Потому что она была одна. Догорали дрова в печи,
за окном выла вьюга, занимался рассвет, а у неё не было сил даже
сесть на постели.
Интересно, вернётся Мик за ней, или бросит её, продав дорогой
кинжал? Может быть, он уже далеко отсюда, от этой неё и от этой
избушки в глуши леса. Ей то казалось, что он только что ушёл, а то
– что прошло уже много часов, а то и дней. От слабости болела
голова и глаза горели огнём. Кажется, она бредила, потому что
словно наяву видела отца. Который говорил с ней и гладил по голове,
утешал и жалел. А потом вдруг на короткий миг открывала глаза – и
никого вокруг не было.
Дышать было тяжело, а ещё до невозможности хотелось пить, Нири
казалось, что она сгорает от жара. Но никого не было рядом, а
встать самой у неё не было никаких сил.