- Зармин, - представился купец.
- Мик, - в тон ему ответил Мик. И впервые, наверное шутить не
хотелось. Слишком тревожно было, казалось, что он теряет
драгоценные минуты. И всё-таки не зря он здесь. Недаром купцы
замолчали, увидев Зармина рядом с ним, словно признавая его
власть.
- Что у тебя стряслось? – Вот так без проволочек лоб в лоб
спросил купец.
- Беда, - не стал юлить Мик, но и не сказал всей правды.
- Вижу что беда. Чего ты хочешь?
- Продать кинжал.
- Зачем?
- Одежды купить, кое-какой еды и лекарских всяких снадобий, - в
тон ему ответил Мик.
А Зармин вдруг усмехнулся.
- Вижу, ты непростой человек, - он хмыкнул. – Но, как у нас
говорят – не лезь в чужую жизнь, разберись сначала со своей. Продай
мне кинжал. Я дам достойную цену. Это хорошая работа известного
северного мастера. Не буду спрашивать, где ты его нашёл, но раз
продаёшь, я куплю.
И он действительно дал достойную цену. Таких денег Мик отродясь
в руках не держал. А ещё продал подешевле из своих тюков пару
тёплых женских платьев. Одежду себе Мик покупал уже у жителей села.
Жаль только, что у купцов своего лекаря не было, и они ничем помочь
не смогли. И всё-таки как странно на него смотрел Зармин и
усмехался чему-то в жидкую бородёнку.
Вот так и получилось, что он купил и одежду и еду и самое
главное – травы для Нири и ещё осталось прилично денег. А вот про
место в караване не спросил.
После еды Нири уснула. Она была ещё очень слаба. А Мик смотрел
на волосы, разметавшиеся по плечам и чувствовал, как необычно тепло
на сердце в этой дырявой избушке посреди холодного зимнего леса.
Она выздоровеет, теперь уже точно. А всё остальное – неважно.
Ближе к вечеру, Нири проснулась и уже была в состоянии долго
разговаривать. Мик рассказал ей всё.
- Кинжал твой не из простых, да я думаю, ты знаешь, - Ему было
интересно, кто Нири в своём королевстве. Явно, не простая девушка.
Может быть, тоже княгиня. Но как бы ему не хотелось это узнать,
спросить он почему-то боялся. А ещё говорят, что у шутов язык без
костей. Врут. Точно.
- Да… - Замялась Нири. Видно, ей тоже не очень хотелось об этом
говорить. И он её понимал. Бог знает, что она тут себе надумала,
пока его не было. То, что Мик слышал в бреду, хотелось забыть. Она
говорила о нём так, словно он бросил её, обокрал и оставил умирать.
Ясно дело, что она это не специально. Но, как говорят, слова из
песни не выкинешь.