Александр кивнул.
Вздохнул.
И добавил:
- Вечером поговорим.
- Почему бы и нет? – княжна Марья и в домашней обстановке оставалась княжной. Рядом с сестрой, высокой и статной, именно такой, какой должна быть урожденная Радковская-Кевич, Василиса остро ощущала собственную неполноценность. – Не вижу ничего дурного. Дом и вправду свободен. Надо лишь распорядиться, чтобы его в порядок привели.
- Маш? – а вот Александр был недоволен.
И шоколадный торт его не успокоил.
Он расхаживал по гостиной, благо, нынешняя была в достаточной мере просторна, чтобы хватило места и ему, и княжичу Вещерскому. Правда, последний не ходил, но занял место в дальнем углу, откуда с восторгом и обожанием наблюдал за женой.
Такую, как Марья, легко было обожать.
- Что? Она ведь не собирается сбегать с бродячим цирком…
На щеках Александра вспыхнули алые пятна.
- Это было давно…
- …или в юнги подаваться.
- Это было еще давнее!
- Само собой. Она просто хочет уехать и пожить в тишине.
Василиса коснулась хрупкой фарфоровой чашки. Вот опять… они говорят о ней так, будто ее, Василисы, в комнате нет. Будто она дитя несмышленое, не способная сама решить.
Раздражение захлестнуло Василису с головой.
И схлынуло.
Они ведь не специально, они ведь из беспокойства, а… кто виноват, что она, Василиса, причиняет семье столько беспокойства?
- Я поеду, - сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – В конце концов, мне тридцать два…
…старая дева.
А старым девам нет нужды думать о репутации. А еще можно не обращать внимания на слухи. Старым девам, если подумать, позволяется куда больше, чем просто девицам из благородных семей.
- И я просто… от всего этого устала. Я хочу просто пожить. В тишине. В… не знаю.
Марья чуть склонила голову. В светлых ее волосах мерцали бриллианты. Белое длинное платье – им с Вещерским скоро выезжать, в театр или еще куда, главное, что Марье светская жизнь не доставляет неудобств – казалось в той мере простым, чтобы простота эта стоила немалых денег.
Короткие перчатки.
Браслет с желтыми топазами.
И простенькая подвеска с огромным камнем. Василиса в жизни не рискнула бы примерить что-то подобное, чересчур роскошное, вызывающее даже. А вот Марья относилась к каменьям, как и к золоту, равнодушно. И не от этого ли равнодушия камень нынче сиял вовсе нестерпимо.
- Разве я многого прошу? – тихо добавила Василиса.