Пошагал
быстро по цехам, с независимым и деловым видом, мол, я тут не
случайно. Прошелся в огромном цеху вдоль конвейера. Напомнил мне
мой завод, на котором в пятнадцать лет подрабатывал, только в моем
конвейер поменьше был, и на нем магнитофоны собирали.
Бобинные.
Следующий
цех был поменьше – тут были печи. Не очень большие, в цеху было не
слишком жарко, но запах был специфический.
Наконец,
попал в цех, где стояло штамповочное оборудование. Вот это был
настоящий ад! Шум был такой, что я постарался покинуть его
побыстрее. При этом рабочие были без наушников. Блин, да тут через
несколько месяцев с гарантией оглохнешь!
Выйдя из
цеха, отошёл подальше, и постоял с минутку, приходя в себя. Я бы в
такой цех не пошел работать ни за какие деньги. Чем, интересно,
работяг сюда заманивают?
Большие
цеха кончились. Остались небольшие цеха и даже просто большие
комнаты на вторых-третьих этажах корпусов. Пробежался по ним,
открывая двери, быстро заглядывая, и уходя сразу, как осмотрюсь. В
основном там народ сидя работал за небольшими станками, что
конкретно люди делали, я не смотрел – искал своего собакодава. Но
вот тут девяносто процентов, в отличие от больших цехов, было
женщинами, видимо, работа тут была полегче, так что редких мужиков
было сразу видно. Все же нужного среди них не было.
Был еще
административный корпус, где сидел директор и был отдел кадров, да
еще что-то типа комсомола, фельдшера и профсоюзов, но туда я идти
не рискнул. Встречу еще директора, и объясняй ему, почему я там
верчусь, а не в бухгалтерии. Решит еще, что я кошельки, плохо
лежащие, присматриваю. Велит выкинуть меня с завода, и весь мой
план тогда накроется медным тазом.
Пошел к
проходной почти на автомате, но возле котельной увидел картину,
которая привлекла внимание. Худой высокий угловатый мужик кормил
кошек. Он сидел на корточках спиной ко мне перед мисками с едой.
Его острые коленки торчали как у кузнечика. Мужик гладил кошек,
которые крутились вокруг него, задрав вверх хвосты, успевали и
пожрать, и благодарно потереться об него. Улыбнулся – люблю тех,
кто хорошо к бездомным животинам относится. А то наприручают
некоторые, а потом на улицу выкидывают бедолаг, на холод и голод.
Моя бы воля – прилюдно бы портки снимать велел и пороть за
такое.
Добрый
мужик вдруг резко встал, развернулся и уставился на меня, видимо,
почувствовав спиной мой взгляд.