Оставалось
всего два варианта. Убить Призывателя или... попытаться снять с
него рабскую магию. Первое звучало намного приятнее, вот только
дроу все еще сомневалась, останется она в живых после такого или
уйдет вслед за мастером. Во втором же случае ничтожный хуман мог
проигнорировать ее помощь и дальше продолжать пользоваться ей
словно обычным питомцем.
— Убью, вот
и проверим, что будет! — решила дроу после некоторых
раздумий.
Девушка
проверила свой инвентарь и с удивлением обнаружила солидное
состояние: массу кристаллов души, несколько сотен золота, разную
походную утварь с припасами, трофеи с монстров и прочий
хлам.
— Ничтожный
и впрямь использовал меня в качестве хранилища! Что ж, спасибо за
подарки! А это мне больше никогда не понадобится!
Дроу сняла
с пальца Кольцо Доверия. Хотела было выкинуть в темный проход, но
передумала. Не в том она положении, чтобы разбрасываться
драгоценной экипировкой Бездны. Девушка убрала кольцо в инвентарь,
решив продать впоследствии. Верная Железная Шпага и Поножи были при
ней. Больше ничего и не нужно.
Живот
требовательно заурчал. Каждый раз после нахождения в небытие
девушку донимал голод. Эль’Ра проверила запасы в инвентаре и нашла
остатки рисовых хлебцев с водой. Дроу быстро перекусила и
отправилась искать убредшего Летова.
Класс Палач
не обладал навыками скрытности, но дуэргары, к счастью, относились
к осмотру территорий халатно. Видимо, привыкли, что в копях одни
гоблины шастают, а от порабощенных нет никакого вреда. Девушка
подотстала от хумана, так что пришлось полазить по темным проходам.
Гоблины, впрочем, практически не встречались. По всей видимости,
патрульные рабы изничтожали живность подчистую.
Наконец,
она нагнала ушедшего вглубь шахт хумана. Кроме него и питомцев,
рядом никого не было.
— Стой! —
окликнула она негромко.
Парень
остановился как вкопанный. Эль’Ра приподняла бровь. Прекрасное лицо
темной эльфийки исказила жуткая ухмылка, не предвещающая ничего
хорошего.
— Так-так,
неужели мы поменялись ролями? — произнесла дроу и подошла к мастеру
поближе.
Призыватель
стоял безучастно, чуть сгорбившись. Питомцы копошились
рядом.
— Помнишь,
как ты издевался надо мной, макая в лаву? Моя кожа пузырилась и
горела. Это было кхалс как больно! Помнишь ведь, с какой мерзкой
рожей ты наблюдал за тем, как я лишаюсь одежды? Глазел, словно
ничтожное насекомое! Заставлял сражаться в одном нижнем
белье!