Возможно, они не поверили, что я
пришёл из Штормового Плоскогорья?
Я снова скривился. Я об этом месте
ничего не знаю. Совершенно ничего. И вижу только один выход из
этого своего незнания.
Вопросы. Много-много вопросов и
ответы на них. Правдивые и настолько полные, насколько это только
возможно.
И конечно же, никто потом ничего об
этом рассказать не должен.
В общем, если бы Пиатрий не сказал
мне выйти на Поле Битвы, то мне самому было бы нужно туда идти.
Одно дело допросить ни в чём не виноватого мальчишку в таверне и
приказать ему молчать об этом, совсем другое там, за стенами
города.
Но, вообще, конечно, забавно, как они
это говорят. Выйти из города на Поле Битвы. Как ни мало я узнал об
этом месте, но достаточно для того, чтобы знать — Поле Битвы это
всё вокруг, что лежит под защитной формацией. Этот город тоже Поле
Битвы — его небольшой участок. По большому счёту я сейчас сижу на
Поле Битвы, просто в безопасной его зоне, где невозможны искажения
и появление врагов. Внутри. К стенам города, конечно же, кто только
ни приходит. Но не сектанты, да, не сектанты.
— Старший, позвольте мне.
Слуга дождался, когда я уберу руки со
стола и опустил передо мной здоровенное блюдо, на котором лежал под
стать ему Рак. Длиной в половину моей руки, не меньше.
Красный, здоровый, обложенный
зеленью, исходящий парком и уставившийся на меня орехами чёрных
выпученных глаз.
Я несколько раз моргнул, сообразив,
что зря погнался за невиданным до этого блюдом. Мясо оно и есть
мясо, тем более в рагу, рыба она и есть рыба, а вот как есть это?
Что у него, вообще, съедобно?
Осторожно огляделся. Как назло,
вокруг было мало людей и такого не ел никто. Не Предводители,
соблазнившиеся особым меню.
Слуга верно понял мои затруднения.
Явно я не первый такой собиратель камней, который растерялся, как в
этих клешнях, усах и панцире искать съедобное. Наклонился ко мне и
негромко произнёс:
— Старший, его нужно взять одной
рукой за спину, вот, — палец слуги чиркнул в воздухе над тварью, —
ниже этого сегмента панциря. Поднять перед собой вертикально.
Другой рукой ухватить за голову и скрутить её, оторвать от
тела.
Прости, приятель, и не гляди на меня
так своими выпученными глазами. Ты — еда.
Я медленно, давая слуге время
поправить меня, сделал так, как он сказал. Хлюпнуло, и башка Рака
осталась в правой руке. В нос ударила волна аромата, от которого
потекла слюна. Он был острый, манящий, и я вдруг спохватился — а
хватит ли мне духовных камней оплатить эту непростую еду для
Предводителя даже после щедрого сегодняшнего извинения от
Пиатрия.