дьявольский любовник, по ночам проникающий в спальни в образе блуждающего огня. Даже искры, мол, от вас разлетаются! – Теперь он хохотал в голос. Секереша хватило лишь на кривую усмешку. Увидев, что граф не разделяет веселья, Вайс быстро посерьезнел. – Вы, конечно, можете надеяться, что русские посмеются над этими байками точно так же, как над слухами о ваших разудалых пирушках в компании коменданта «Унтерштанда», но что-то мне подсказывает, что, отсмеявшись, они вздернут вас без суда и следствия прямо на вашем щегольском шейном платке… Кстати, это шелк?
Окончательно побледневший граф ответил рассеянным кивком.
– Шелк, так я и думал. Отличная вещь…
Вайс покрутил ручку «Электролы» и опустил на пластинку иглу. В шелест дождевых струй за окном вплелись страдающие звуки скрипки.
Ходили слухи, что наиболее впечатлительных слушателей мелодия «Szomorú vasárnap» сводила с ума. Самоубийцы оставляли партитуру Шереша вместо предсмертных записок.
Если Вайс таким образом намеревался дать графу намек, то тот его уловил.
– Что вам нужно?
– Ответ – за вашей спиной.
Секереш нервно обернулся. Лицо его сравнялось цветом с лицом лежащего на подъемнике мертвеца.
– Те же, кто поумнее, – вкрадчиво промурлыкал Вайс, – называют вас fekete orvos, «черный доктор». Интересно, какое имя даете себе вы сами? Мардук? Асклепий? Иисус Христос?..
– Собаки лают – ветер носит, – буркнул Секереш, со смешанным выражением жалости и отвращения разглядывая рану на груди молодого офицера.
– Слухи пишут историю, – философски заметил Вайс и впервые по-настоящему пристально осмотрелся.
Неспроста здесь воняло, будто на задворках приезжего шапито – вдоль одной из стен рядами громоздились железные клетки. В основном среди опилок копошились полевые мыши, но возле самой стены между прутьев иногда показывался куриный клюв, и откуда-то доносилось жалобное мяуканье. Не укрылись от внимания Вайса ни пыльные реторты, расставленные на потемневших полках, ни странные знаки, которыми был исписан пол, ни пустое место в самом центре, откуда подобно солнечным лучам на детском рисунке расходились эти письмена.
Теми же знаками, сделанными мелким убористым почерком графа, были усеяны лежавшие на столе листы бумаги.
Между тем Секереш, поискав пульс на шее мертвеца, убедился в том, что и так было очевидно, и развел руками.