Вот только спал он спокойно. Знал, что верный «паучок» под ребрами бдит день и ночь; что в случае тревоги мохнатенькие лапки, оканчивающиеся крючковатыми когтями, забегают по паутинкам нервных волокон, и тогда, словно по щучьему велению, прыгнет в руки пристрелянная «мосинка», а треклятый возмутитель спокойствия сам подставит грудь пуле.
Хлыстов спал с открытым ртом. Иногда он что-то бормотал, шамкал толстыми губами, шумно сглатывал, но затем снова затихал. В том, другом мире его сон не был таким крепким и безмятежным. В другом мире ему не снился океан серой первичной жижи, бурлящей под четырьмя щербатыми лунами. В старых снах он не гонялся за тучами фосфоресцирующего криля, широко распахнув восемь челюстей-лепестков. В другом мире он был всего лишь Ванькой Хлыстом – неудачливым террористом, стриженным под горшок болваном, провалившим не слишком замысловатую акцию в провинциальном Симферополе. Бомба и револьвер остались под колодой на заднем дворе каретного депо, и наверняка какой-нибудь везунчик из тамошних трудяг по дороге в нужник уже отыскал тайник.
Теперь-то ему ясно, почему всё сорвалось в заснеженной тополиным пухом Ак-Мечети.
Потому что тогда он и «паучок» жили раздельно. Он – на юге Империи, а «паучок» – в мрачном океане под четырьмя лунами.
В полдень Хлыстов проснулся.
– Петруша, милый! – доносился из ямы осипший голос неугомонной пленницы. Скорее всего, она звала Хлыстова не в первый и даже не в десятый раз. – Мразь немая! Покажись же мне…
Он вышел из пещеры и принюхался. Воздух, обычно вкусно пахнущий озерной жизнью, стал другим. Даже в недоступном ветрам сердце оазиса ощущался чужеродный запах химикалий. Световой столп, объявившийся в пустоши, давал о себе знать на всю округу.
Хвостатые лягухи перестали плескаться и затаились, как будто перед песчаной бурей. Ничто не ухало среди ветвей неподвижных деревьев. Одинокая стрекоза, сверкая пятью парами крыльев, выплыла из тумана; за ней тянулось облако мелкой мошкары. Хлыстов взмахнул рукой и поймал стрекозу. Хрустнули, сминаясь, слюдяные крылышки. На дыхальцах, расположенных вдоль тела, вспенился липкий секрет. Хлыстов машинально сунул насекомое в рот и принялся жевать. Мошкара, лишившись флагмана, удрученно жужжала над головой хозяина оазиса.
Стрекоза сильно кислила. Это означало, что в ее брюшке накопилось достаточно соков и что она способна перелететь через пустошь.