На том разговор и закончился.
* * *
А потом лампада погасла. Измученная долгим ожиданием тьма навалилась сверху, подобно борцу-тяжеловесу, сминая ребра и выдавливая из груди воздух.
Ева вскрикнула. Проснулась. Рядом на корточках сидел Хлыстов. Огонек лампады, который на самом деле и не думал гаснуть, отражался в его расширенных зрачках. Хлыстов пялился на баронессу, поглаживая при этом курок револьвера.
– Что?.. – Со сна она плохо соображала.
– Мешок?.. – прохрипел Хлыстов.
– Что – мешок? – Предчувствуя недоброе, Ева отодвинулась и обхватила руками колени.
Хлыстов наклонился вперед, грудь его ходила ходуном.
– Где мой мешок?
– Откуда… – Ева осеклась. Хлыстов взвел курок и сунул ствол ей под нос. Следующий вопрос прозвучал определеннее:
– Куда ты его дела?
Ева мотнула головой.
– Я же спала! Постой… – Она неожиданно всё поняла; забыв о том, что злить этого человека – «не шибко умная затея», добавила: – Ты тоже спал! Спал и ничего не почуял!
Хлыстов был удручен. Он убрал револьвер и фыркнул. Мелькнула мысль: когда он спал – его действительно сморило после тяжелейшего перехода, – сударыня-барыня могла улизнуть или, чего доброго, всадить ему под ребра штык. Он привык всецело полагаться на пресловутого «паучка», а «паучок» в провонявшем прогоркшим ладаном трюме, оказывается, всё равно что слепой и глухой щенок. Толкается, ворочается беспокойным плодом в утробе, а толку никакого.
– Нюх потерял? – Ева позволила себе дерзкую нотку.
– От тебя так разит кровью и навозом, что… кха… за версту ничего не учуять! – неожиданно огрызнулся Хлыстов. Он подхватил лампаду, винтовку, вскочил на ноги и стал озираться.
– А от тебя козлиной мочой!.. – буркнула Ева.
Хлыстов уже мчал вдоль контейнеров, на ходу заглядывая в просветы.
– Не найдем мешок – вдвоем сдохнем, – бросил он, не оборачиваясь. – Без припасов пустошь не одолеть.
Привидения вновь захихикали под сводом, зазвенели невидимыми цепями, выстрелили во все стороны картечью черных шариков…
Баронесса присоединилась к суматошному поиску. Она заметила, что в трюме чуть-чуть посветлело: снаружи настало утро. Розовые лучи проникали с верхних уровней через открытые люки, а потом отражались от металлических поверхностей, рассеиваясь.
Они пересекли трюм под шумное дыхание Хлыстова. Человек в широкополой шляпе усердно нюхал воздух, насыщенный чужепланетными миазмами. И ничего не ощущал. Ничего, кроме тошноты и нарастающего раздражения.