– Что? – не понял он.
– Рассказывай, как ты умер, – повторил офицер.
– Я умер?
– Если бы существовала шкала для определения глупости, ты бы вышел за её пределы, – сказал офицер.
Быстро как-то сказал, для такой сложной фразы, словно выплюнул. Или ругательство произнёс. И добавил:
– Я, Дитмар фон Вернер, гауптштурмфюрер СС, отдельный горнострелковый батальон, убит седьмого мая тысяча девятьсот сорок четвёртого года во время наступления русских на Севастополь.
Дошло: в правой петлице гимнастёрки две рунические «С». В левой – три звезды, две полоски. Точнее, всплыло из памяти. Всё, связанное с фашистской Германией, фанатично собирал друг детства Володя, он же и просвещал насчёт кто какой кортик носит, и какие нашивки да шевроны… Гауптштурмфюрер. СС. Очень даже замечательно.
– Мы тебя уже третьи сутки здесь ждём, – добавил немец. – Говори.
– Меня? – переспросил Олег. – Кто ждёт? Где?
– Тебя, еврей, тебя, – откликнулся эсэсовец. – На энергостанции. Там сейчас двое. Монах и баба. Им повезло, как и тебе… Ну так как ты умер?
– Не помню, – буркнул Олег.
Кстати, что я вообще помню, подумал он. Пьянки коллегиальные на обсерватории помню. И работу помню. Расчёты и наблюдения, наблюдения и расчёты, и перетряхивание западных научных сайтов, и тоска – кому она здесь нужна, астрономия, надо было ехать, в Штаты, когда приглашали… Помню. Своеобычные субботние посиделки с Татьяной в какой-нибудь из многочисленных кафешек, и столь же своеобычные финалы этих посиделок. Горы. Походы тире медитации… Вот когда каракурт укусил, помню, такое разве забудешь…
– А говорили, что евреи умные. – Фон Вернер сплюнул между ботинок. – Хочешь сказать, что всё это, – он мотнул белобрысой головой, – тебе знакомо?
– Не всё, – проговорил Олег. – Но кое-что узнаю…
Гауптштурмфюрер пожал плечами.
– Кое-что и я узнаю, – сказал он. – Запомнишь, пожалуй, когда поползаешь по здешним скалам на брюхе. Ох, и прижали нас русские. Головы не поднять… Я вот поднял, а русский снайпер её сбрил… Помню, блеснуло на противоположном склоне, а эха выстрела уже не услышал. Очнулся весь в какой-то липкой дряни. Ни черта не соображаю, слышу только птица поёт… Ладно, не хочешь говорить, дело твоё. Идти пора, пока хатули не нагрянули.
– Кто?
– Коты здоровенные. Раза в два крупнее африканского льва.