Ермолаев. Воды ему…
Тиле. Не надо.
Тизенгаузен. Генрих! Милый мой Генрих! Что-нибудь ужасное?
Тиле. Нет, не ужасное.
Карл. Генрих, успокойся.
Тиле. Я спокоен.
Тизенгаузен. Нет, это что-нибудь ужасное. Милый мой Генрих! Мы здесь! Мы все твои друзья, Генрих!..
Тиле. Я должен извиниться, но обеда у меня сегодня не будет. Карл, скажи новой кухарке, что она может идти домой…
Карл выходит и вскоре возвращается.
Тизенгаузен. Ну какой там обед. Ты не должен заботиться о пустяках, Генрих.
Ермолаев. Какой обед, Генрих Эдуардович?
Тиле. Обеда сегодня у меня не будет. (Снова неожиданно ударяет по столу.)
Тизенгаузен (почти плача). О Боже мой! Какое несчастье, Генрих!
Тиле. Да? Я больше не буду. Вот очень странное письмо, Андрей. Здесь или написано не то, или я не умею читать письма. Прочти, Андрей, и скажи мне: быть может, я ослеп?
Тизенгаузен (читает). Нет, ты не ослеп, бедный Генрих. (Читает.) Нет, это невозможно.
Тиле. И там сказано это: я продолжаю любить вас?..
Тизенгаузен. Сказано, сказано, Генрих!
Тиле. Так. Значит, я не ослеп. И там сказано это: но по настоянию моих родителей я выхожу…
Тизенгаузен. О Боже: уже вышла, Генрих! Уже вышла!
Тиле. Уже вышла замуж за богатого человека. Как его фамилия, Андрей?
Тизенгаузен. Фамилии нет.
Тиле. Фамилии нет. Так. И какая подпись, Андрей?
Тизенгаузен (читает). «Твоя недостойная Елизавета».
Тиле. Недостойная Елизавета: так. Недостойная Елизавета. (Неожиданно и с силой бьет по столу.) Недостойная Елизавета!
Тизенгаузен. Но добрый друг мой, мой несчастный друг!
Карл. Генрих, мужайся!
Тиле. Я больше не буду.
Ермолаев. Да и не стоит, Генрих Эдуардович. Дело житейское, еще лучше невесту себе найдете.
Тиле. Я не буду. Но не находишь ли ты, Андрей, что это выражено с необыкновенной точностью: недостойная Елизавета. Кто? – недостойная Елизавета. Кто? – Генрих Тиле. И еще кто? – Недостойная Елизавета. Тебе не хочется смеяться, Феклуша?
Феклуша (испуганно). Нет, Генрих Эдуардович.
Тиле. И не надо. Я не допущу смеха. Но не находишь ли ты, Андрей, что и все письмо составлено в очень точных выражениях?
Тизенгаузен. Извини, Генрих, но, по моему мнению, мнению честного человека – это подлое письмо. Да!
Тиле. А по моему мнению, это просто очень точное письмо. Генрих Тиле любит точность, он во всю свою жизнь не ошибся ни в одной копейке, не сделал неверного сложения, не подчистил ни одной цифры, – и вот Генриху Тиле пишут точное письмо. И подписывают его: недостойная Елизавета. Но я хотел бы остаться один, господа.