– Да, – односложно ответил Бородин.
– А на работе?
– Да.
– Так в чем же дело?
Бородин тяжело вздохнул.
– Не знаю, Славик. Мне кажется, нервы стали ни к черту. Всякая дрянь в голову лезет.
– Что именно?
– Не могу даже объяснить. Все время тяжело на душе, настроения – ноль, людей вокруг ненавижу абсолютно ни за что. Все время мерзко, плохо, гадко.
И опять Григорьев покачал головой, произнес:
– Это не годится никуда, Андрюша. Тебе надо отдохнуть. Поезжай куда-нибудь, захвати с собой Ингу свою и мотни – в Париж, в Ниццу, да хоть в Якутию. Побезумствуй, это мой тебе совет, будь диким, чтобы после всего Инга потом целый год к себе мужиков не подпускала, чтобы устала она от тебя, твоя усталость ей перейдет, а ты снова будешь как огурчик…
Григорьев и сам увлекся и много еще что сказал бы, но оборвал фразу на полуслове, потому что Бородин вдруг произнес негромко, но оттого еще более страшно:
– Меня убьют, Славик.
Григорьев опешил, но не верил, думал, что ослышался, и потому переспросил:
– Что?
И даже голову чуть повернул, чтобы лучше слышать.
Они с Бородиным знались очень давно, с самой учебы в университете, и впервые за все годы Григорьев видел своего друга в таком жутком состоянии.
– Я же говорю: нервы ни к черту. Все время кажется, что впереди ничего нет – крах.
– Разориться боишься?
– Да нет, чепуха все. Я и сам не знаю, чего боюсь. Не сплю ночами, работать не могу, все из рук валится. Жутко устаю, во второй половине дня – будто старик, сил уже не остается ни на что.
– А в чем причина, Андрей?
– Не знаю. Иногда посещают меня мысли о близкой смерти.
– Самоубийство?
– Нет. Временами кажется, что меня убьют.
– Кто?
Бородин пожал плечами.
– Если бы знать – убил бы первым. А так – страх, неосознанный, неконкретный. На улицу выхожу, к машине, и внутри меня все сжимается, кажется, что вот-вот выстрелят…
Замотал головой, закрыл лицо руками и тяжело вздохнул. Григорьев поставил рюмку с недопитым коньяком на стол, заложил руки в карманы.
– Это у тебя стресс, Андрей. Такое бывает. Депрессия. Ты таблетки пьешь? Антидепрессанты какие-нибудь.
– Ничего я не пью.
– Напрасно. Вся Америка на антидепрессантах сидит. А нам это и подавно прописано.
– Чушь это все.
– Не чушь. Я тебе одного врача присоветую, Каспаров.
– Что, фамилия у него – Каспаров?
– Нет, – улыбнулся Григорьев. – Его фамилия Морозов, Просто он в своем деле – чемпион, Каспаров. Понял? По всяким таким душевным делам – крупный спец.