От мыслей о любимом занятии Андрейка взбодрился, на душе стало веселей, но тут же подумал: «Когда Иван с Куликова поля пришел, кручинился я, что не доведется с татарами сразиться, побили-де их всех. Но и двух годов не минуло, а они на Москву снова идут…» Воображению его представился приступ. Тысячные толпы осаждающих Кремль ордынцев, кровь и смерть вокруг…
Отрок сразу поскучнел, по спине пробежал неприятный холодок, повел ознобливо плечами, застегнул кафтан. Но дрожь не проходила. Андрейка шумно зевнул, стал тереть воспаленные от дыма и бессонной ночи глаза.
– Шел бы ты спать, Андрейка, чего маешься? – сказал Савелий Рублев.
– Как все, так и я! – буркнул отрок.
– Ишь ты! – удивленно усмехнулся староста Михайла. – Колюч он у тебя, Савелий.
– Со старшего берет пример, с Ивана, – съехидничал окладчик Кореев.
– То не беда, мил человек, с дурней бы пример не брал! – бросил старый оружейник.
– Неча делать, завелись… – примирительно загудел сотский плавильщиков Лопухов.
– Дозволь, тятя, подождать Ивана, – уже мягче попросил Андрейка. – Чай, скоро вернуться должен – палить-то боле нечего.
– Ну побудь, – согласился отец. – Только Иван еще и Берсеневку в Заречье ходил палить. Может через другие ворота пройти.
– Через Боровицкие ежели пойдет, кружным путем придется ему сюда добираться, – заметил Шлык.
– Можно и через Подол.
– Нет, мил человек. Теперь через Подол не пройдешь. Монахи Чудовской обители, которой владыка Алексей, царствие ему небесное, свой сад на Подоле отписал, от стены до церквы Предтечи забор поставили, – сердито заметил Савелий Рублев.
– Забор забором перегородили, что ли? – спросил Лопухов.
– То-то и оно. Закрыли проход, дабы к забору, что их сад огораживает, люди не подходили.
– Тьфу! – в сердцах сплюнул староста Петров. – Эка жадны до чего, боятся, чтоб яблоко какое не сорвали. Когда ж сделали это?
– Да вчера.
– Обалдеть и только. Ордынцы идут, а они… – недоуменно развел своими большими руками Лопухов.
– Потому, мил человек, и огородились. В осаде голод может статься, а у них там все. Не только сад, но и огород, и живность ходит разная.
– Ишь ты! И впрямь очи завидущи, руки загребущи… Тьфу!
Стало уже совсем светло. На бледно-сером небе погасли звезды. Тонкими струями дыма курилось огромное пепелище вокруг Кремля, будто сожженный город прощался со стоявшим на крепостных стенах московским людом.