– Как у вас хорошо, Мечислав Николаевич, будто ни войны нет, ни революций. Как вам это удается?
– Это – роскошь показная. Вся обстановка безнадежно заложена, мы с вами допиваем последнюю бутылку из моих довоенных запасов. – Бывший начальник поставил бокал на стол. Улыбка с его лица исчезла. – Как вы узнали о моих сегодняшних занятиях?
– О ваших делах мне ничего не известно. А вышел я на вас благодаря вот этой записке. – Тараканов протянул листок из записной книжки.
Кунцевич внимательно его прочитал.
– Как у вас эта бумажка оказалась?
Осип Григорьевич рассказал про разбойное нападение.
Хозяин квартиры откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди.
– Уж не думаете ли вы, милостивый государь, что ваш покорный слуга на старости лет переквалифицировался в налетчики?
– Нет, конечно, Мечислав Николаевич, не думаю. Но мне бы хотелось знать, каким боком вы прикосновенны к этой записке.
Кунцевич наполнил опорожненные бокалы, подал один из них Тараканову, сделал глоток из своего.
– Видите ли, Осип Григорьевич, сейчас я служу бухгалтером в одной конторе, я по первой профессии – бухгалтер. Получаю шестьсот рублей в месяц, да чувствую, что и контора моя скоро накроется. Поэтому вынужден подрабатывать. Вам, вероятно, известно о Декрете от 15-го сего января?
– Этих декретов столько, что запомнить просто невозможно. О чем он?
– О казенной монополии на торговлю золотом и другими драгоценными металлами.
– Что-то слышал.
– По этому Декрету все ювелирные изделия, вес которых превышает шестнадцать золотников, должны быть сданы государству по цене тридцать два рубля за золотник. У нас сейчас тридцать два рубля три фунта конины стоят! Между тем за неисполнение этого декрета советская власть грозит страшными карами. У меня есть один знакомый, который имеет много наличных и хочет поменять их на что-то более существенное. А я подыскиваю ему людей, у которых, наоборот, есть драгоценности, но нет наличных денег, и получаю за это определенный процент.
Тараканов поставил бокал на стол.
– Спекулируете, значит?
– Да. Раньше это называлось коммерцией. А сейчас – это тяжкое преступление. Вот поэтому такая конспирация. Дело-то приходится иметь в основном с незнакомыми. У нас все строится по принципу пирамиды: мы купили золото у одного, тот рассказал другому, этот – третьему.