– Ну, признайся наконец, что ты с ней спишь, – такой фразой меня встретил Дольчевита, устроившийся на кровати с учебником по пропедевтике внутренних болезней.
Я лишь отмахнулся: что тут скажешь?
– Я же вижу, как ты на нее смотришь, – не отставал мой сосед по комнате.
– Ты Анну тоже буквально пожираешь глазами. И что – ты с ней спишь? – парировал я.
Виталик в ответ широко осклабился:
– Я бы с радостью. Но она-то смотрит только на тебя.
Я лег на свою кровать и закрыл глаза. Привычка засыпать мгновенно, выработанная посредством регулярных больничных дежурств, на сей раз мне изменила. В голове одна за другой мельтешили картины, становясь все запутаннее и бессмысленнее: Анна игриво улыбается антиквару… Останки неизвестной девушки лежат на грязных камнях пола… Ларец открывается, а в нем тускло сияет железным боком метеорит… Экстрасенс рассказывает историю о суеверном крестьянине… Незнакомый старик в зеркале небрежно мне кивает… Девушка из усадьбы вдруг обретает плоть, поднимается с пола и молит: «Найди меня!»… Анна отнюдь не по-дружески шепчет в ухо: «Ну признайся наконец, что ты этого хочешь», я жадно протягиваю к ней руки, и мы вместе проваливаемся в тяжелую, вязкую черноту…
Филипп, 1914
Верховая прогулка с дядюшкой вышла на удивление приятной. Филипп, прекрасно управлявшийся с лошадьми, давно получил дозволение без ограничений пользоваться вежинскими конюшнями, некогда считавшимися лучшими в губернии. Хотя барин в последние годы распродал значительную часть выездных лошадей за ненадобностью, в стойлах все еще наличествовало несколько превосходных орловских коней, способных произвести впечатление даже на французского графа. Мальчик выбрал для себя спокойную кобылку, звавшуюся Флора – как и любимая лошадь ныне царствующего императора Николая. Герман Ильич предпочел гнедого жеребца по кличке Лавр, обнаружив тем самым недюжинное знание лошадей, – здешние кони, практически не ведающие чужих рук, отличались норовистостью по отношению к незнакомцам, и лишь этот гордый и спокойный красавец благосклонно позволял себя оседлать любому. Глядя, как умело и ласково дядюшка снаряжает жеребца, уверенно и нежно похлопывает его по шее, мальчик впервые испытал к своему новоявленному родичу нечто вроде симпатии.
Потом, когда де Вержи пустил лошадь галопом, направляясь к самой живописной холмистой части имения, Филипп оценил великолепную посадку графа вкупе с редкостным владением искусством верховой езды и не без гордости отметил, что сам не особенно отстает от дядюшки, хотя прежде ему не приходилось участвовать в подобной скачке. Флора была очень податливой лошадью, управляться с ней было несложно, и сейчас мальчик был ей за это весьма благодарен. Стремительный аллюр по весеннему лугу, все еще сверх меры напитанному влагой, стал серьезным испытанием и для коней, и для всадников. Упоительный запах пробудившейся земли, резкие скрипичные звуки ветра в ушах и простор, раскинувшийся, казалось, до самого края земли… Мальчик давно не испытывал такого пронзительного, всепоглощающего чувства счастья. Нечто подобное прежде ему дарила только музыка.