– А опознание? Или что вы там, блин, делаете? Родственникам сообщить?
– В кре-ма-то-рий, – как для глупой повторила медсестра.
Вера поморщилась от досады и поднялась к Герману. Перед его кабинетом сидела лощеная дева-референт, и Вера неприятно поразилась, насколько та моложе и красивее самой Веры.
– Он занят, – предупредила дева. – Куда вы? Эй! Дамочка!
– Бла-бла-бла, – сказала раздраженно Вера и боком протаранила дверь. В голову лезли предрассудки о романах начальников и секретарш, а потом все оборвалось – Вера увидела Германа. Он устало срезал мертвые листья у здоровенного цветка и на гостей никак не реагировал.
Сзади лаяла что-то дева-референт, но Вера вытолкала ее и закрыла дверь. Герман вздохнул, оглянулся.
– Привет, – робко сказала Вера. Он ответил бесцветным «Говори» и снова занялся цветком.
– У тебя в больнице работает хоть кто-то? Твои жабы меня не слушают.
Некоторое время в кабинете царило молчание, и Вера подумала, что Герман уснул стоя.
– Ты снова говоришь шифровками? – наконец задал он вопрос.
– Что? Нет, это открытый текст. Я привезла труп.
– Зачем?
Герман положил ножнички и отошел к раковине, где стал смешивать с водой удобрение. Вера почувствовала, что теряет контроль над голосом.
– Затем! Я нашла труп и хочу, чтобы ему все провели… нормально. Опознание, блин, похороны, все-такое… Вы, что тут, спите все?
Герман выключил воду и поболтал смесь, чтобы лучше размешать.
– В крематорий.
– Ты изде…
– Вера, – Герман подошел к цветку и стал понемногу поливать, – отвези тело в крематорий…
– Можешь ты на секунду отвлечься от этого фаллоса?
– … затем вернись домой. Поешь. Соберись. Жди очереди на эвакуацию. Сейчас надо разбираться с живыми.
– Типа этого фаллоса? Так ты разбираешься? Не говори со мной как с ребенком.
– Так не веди себя как ребенок.
Вера стиснула зубы и хотела уже выйти, но вдруг сорвалась – шагнула к цветку и одним движением выдрала из горшка.
Герман по инерции еще несколько секунд лил удобрение, затем моргнул и замер. Вера подняла растение выше, словно воин, который демонстрировал сердце, вырванное из груди врага, но Герман только устало вздохнул. Вера засопела и, роняя комья земли на новенький линолеум, ринулась прочь из кабинета.
Мелькнули дева-референт, холодный коридор, провонявший хлором. Какая-то лестница, какая-то дверь. Сердце колотило в ребра, лицо пульсировало, горело. Правая рука до скрипа перчатки сжимала несчастное растение, и, едва Вера это осознала, чужие пальцы разжались и фаллосоподобный цветок вырванной рукой шлепнулся на пол.