Я развернулся и молча ушел.
Пообедал у себя в номере. Настроение было прескверным. Наконец дождь прекратился, солнце озарило комнату, и я отправился в горы. Вернувшись в номер после прогулки, я обнаружил свои брюки на спинке стула чистыми и отглаженными, но моя сумка была сдвинута с места. Я осмотрел ее: хотя альбом и был на месте, было очевидно – в сумке кто-то рылся… Ключ от номера находился только у хозяина отеля Хулио, и цель его поисков была мне ясна. Я принял окончательное решение – на следующий день покинуть этот отель.
С книгой я устроился напротив камина. Постепенно мной овладело сонливое состояние, и я незаметно уснул… Проснулся от стука в дверь. Стук повторился. Подумал, что это Хулио. Что ему надо на этот раз? Почему не открывает дверь своим ключом? Возможно, проверяет дома я или нет. Я открыл дверь и… на мгновение растерялся. В дверях стояла Катя в длинном, обтягивающем платье темно-синего цвета с розовыми цветами.
– Можно войти? – вкрадчиво спросила она.
– Проходите, – ответил я, чувствуя дрожь в голосе. – Проходите, присаживайтесь… в кресло…
Она вошла, неуверенно ступая на высоких каблуках, и тут я заметил глубокое декольте, низко открывающее спину девушки.
– Чудесная погода, – произнесла она, затем, немного помолчав, неуверенно добавила, – Хулио уехал по делам в Базель, а Рулиссимо храпит у себя в номере. Я подумала… не помешаю вам, если зайду… пообщаться.
Последние слова она произнесла с заметным смущением, ее щеки покраснели. Только сейчас я заметил, какие у нее таинственные глаза. На ее блестящих губах огоньки пламени камина переливались маленькими разноцветными звездочками.
– Уютные тут номера… – она огляделась. Я согласился. Пауза затягивалась.
– Чашечку кофе? – предложил я.
– Я предпочла бы напиток покрепче, но… пожалуй, соглашусь.
Я приготовил две чашечки кофе и сел в кресло, напротив нее. Только теперь я заметил, что кроме глубокого декольте на спине, платье имело большой разрез сбоку. Катя присела таким образом, что разрез платья сдвинулся, высоко оголив стройную белую ногу.
– Я тут подумала, – продолжала негромким голосом Катя, – не будет ли нескромностью с моей стороны прийти к вам и попросить показать мне монеты.
Всплеск негодования охватил меня, но в этот момент Катя закинула ногу на ногу. Разрез платья переместился вверх и ближе «к центру фигуры». От нового открытия сердце забилось у меня в груди, захватило дыхание: на Кате под платьем ничего не было, вернее сказать, там просматривалось нечто, что недвусмысленно указывало на это. Я почувствовал, как кровь бросилась к моему лицу и толчками стучит в висках. Похоже, мое волнение не ускользнуло от внимательного взгляда девушки, и это придало ей уверенности. Она обворожительно улыбнулась и настойчиво повторила: