– Заткнись, – попросил я.
– Ну почему? Вполне справедливо, – сказал Шивер радостно. – Ей, значит, можно убивать кабана, а кабану её – нет?
– Это сделал не кабан, – ответил я, чувствуя, как мой голос дрожит от негодования. – Это сделал ты.
– Вас становилось как-то слишком много.
– А зачем ты соврал мне? Про Данце?
– Чтобы ты погнался за мной, – сказал Шивер. – Тракт – место проезжее. Нужно было заманить тебя сюда.
– Зачем?
Некромант улыбнулся.
– Ты понимаешь, что магия долга – сильная вещь. А сердце должника, парень, – очень сильный ингредиент. Сердце человека, на котором лежит бремя долга, добытое в уплату другого долга – ещё более сильный. К примеру, долговая верёвка, что у тебя на шее, не могла быть сделана без его применения.
Ощущение, похожее на удар грома – только полностью безмолвное – припечатало меня, обездвижило, зажало рот невидимой ладонью. Значит, Беллатристе отправила меня к Шиверу, как ягнёнка на заклание. Сердце должника, отданное в уплату долга… Вот почему она не могла взять этот долг своими руками: убей она меня или Шивера, она разрушила бы эту ужасную магию.
Получалось, что либо я уплачу свой долг, убив Шивера, либо он свой, убив меня. Беллатристе оставалась не в накладе – видимо, свою полезность у неё на службе я исчерпал.
Но вырезать сердце у Шивера я не собирался, да я и не знал про эту магию.
Значит, Беллатристе ставила не на меня.
Тварь.
– Молись, Шивер, – сказал я. – Кажется, у меня тоже есть шанс расплатиться.
– Если я начну молиться, – сказал он, – у тебя кровь пойдёт из ушей от тех имён, которые я назову.
Я поднял меч.
Шивер вытащил оружие. Простая чаша гарды из тёмного металла казалась очень глубокой – какая-то дыра в реальности, многомильная труба, из которой торчал игольно тонкий клинок, на конце, казалось, истаивающий в туман. Я не стал присматриваться.
Он атаковал, клинок со свистом рассёк воздух. Наваждение бездны спало, хотя тонкий шлейф тумана прочертил сумрак вслед за кончиком лезвия. Я парировал удар.
И следующий, и ещё один, и ещё. Его скорость меня пугала.
Я сражался с ним с таким ожесточением, что треугольники выщербленного металла кружили в воздухе, как стальная метель. Я не жалел меча. Мышцы горели, скользящие выпады Шивера пробивали пространство влево, вправо, вверх, вниз от моего тела, но целых полминуты я отбивал его удары, не позволяя лезвию коснуться меня.