Алексей Провоторов
Усталость догоняла меня, догоняла, и настигла, когда до моста оставалась всего миля. Я остановил лошадь у полосатого дорожного столба и, обернувшись, молча взирал на причину моей усталости. На ней была белая фарфоровая маска и алый корсет с золотой шнуровкой. Низкое солнце укоризненно смотрело мне в затылок, Липа смирно переступала с ноги на ногу. Мы с ней и не пытались сопротивляться.
Беллатристе подъехала ближе, на своём чёрном тяжёлом коне, и, как всегда, я ничего не увидел в прорезях белого фарфора. Иногда я сомневался, что у неё вообще есть глаза.
Верёвка на шее, грязная от долгого ношения, вроде и не давила, но дышать стало почти невозможно. Она безмерно надоела мне за всё это время. Но мост оставался так же недостижим, как если бы до него была тысяча миль, а не одна.
– Ты не сможешь убежать, пока не вернёшь долг, – сказала Беллатристе своим бесцветным, шелестящим голосом. Я представил почему-то, что за маской действительно нет ни глаз, ни лица, только фарфоровый пыльный лабиринт, в котором ветер рождает звуки, похожие на человеческую речь.
Будь неладен тот час, когда я задолжал тебе, Беллатристе.
– Я хотел попробовать, – ответил я. – В этот раз мне удалось забраться дальше.
Слова давались мне с трудом, руки ослабли, слюна сделалась холодной и вязкой.
– Отдай долг и езжай хоть на полюс. Это просто.
– Будь это просто, я не пробовал бы сбежать, – ответил я. – Хватит, Трис. Я уже понял.
Я знал, что она терпеть не могла тех, кто называл её коротко. И никогда не отказывал себе в этом маленьком воздаянии.
Беллатристе кивнула, сделала какое-то движение пальцами, и я вдохнул полнее. Покалывающая волна нехотя расползалась по телу, свежая, но неприятная, как грязноватый паводок после дождя. Успокоилась дрожь, а после второго вдоха и вовсе прошла.
Усталость отступила. Но в любой момент Беллатристе могла снова показать свою власть.
– Трис, я же правильно понял? – спросил я.
Пустой взгляд и лаконичный кивок. Конечно, правильно. Я нервно сжал пальцы.
– А может, есть какой-то другой способ? Что угодно, Трис, только не это. Я не хочу приближаться к Шиверу.
– Хочешь, – сказала она, медленно, со скрипом перчатки, потирая большой палец руки об указательный. Верёвка, абсолютно неподвижная, каким-то образом снова перехватила мне дыхание, и ком в горле моментально вернулся. Кулак мой разжался, и руки бессильно повисли плетьми.