– Смирения.
Мы вышли из трапезной, настроение было весьма паршивое:
– Пусть Боги хранят вас, и наставят на истинный путь. Смирения, дети мои, – вдруг прогнусавил Давид тоном этого мерзкого отца Малькома.
Я посмотрела на Давида и прыснула со смеху, а Давид продолжал копировать отца Малькома все время, пока мы шли по холодным коридорам. Мы радостно заливались смехом уже вдвоем.
Кухня была большой, а самое главное, было тепло от большой печи. Здесь было десять монахов и все слаженно работали, все так же молча:
– Добрый день, – начал Давид, – Нас прислала отец Мальком на помощь к вам.
– Добрый день, – отозвался один из монахов. Сразу было видно, что в его роду были гномы. Он был невысокий, коренастый. Коса его была заправлена за пояс, – Я монах Пентол, отвечаю за кухню и всю еду. Очень хорошо, что вас к нам прислали, лишние руки нам пригодятся. Пойдемте со мной. Сегодня на обед бобовая лапша и суп Макарито, необходимо начистить картофель, лук и топинамбур, – мы подошли к огромным мешкам, – Здесь располагайтесь. Вот ножи, казан, можете приступать.
– А много чистить? – спросила я.
Монах Пентол странно посмотрел на меня и просто ответил:
– Все.
– Все!!!? – мои глаза округлились, в углу стояло пять мешков невероятных размеров.
– Чем быстрее закончите, тем лучше. Смирения, – монах Пентол ушел от нас.
– Смирения… – пробормотала я, – Да мы до завтра не справимся…
– Рада! Не бойся я с тобой!
Стоит ли говорить, что я никогда в жизни не чистила картофель, лук, а уж тем более топинамбур. Нож было совсем неудобно держать, овощи то и дело выскальзывали из моих рук. Пальцы с непривычки немели и не слушались. Где-то позади себя я слышала тихое хихиканье, явно монахи потешались надо мной. Давид же работал с такой скоростью будто, только этим всю жизнь и занимался. Меня начинало откровенно бесить это занятие: «Приехала на практику по чистке картофеля! Я тут должна знания приобретать, а вместо этого сижу на кухне и обслуживаю этих немых монахов!» Зло, бросив очередной топинамбур, выдохнула.
– Солнышко, улыбнись! Все хорошо!
– Да что тут хорошего!? – я потянулась за очередным топинамбуром и Давид тоже. В этот момент наши руки соприкоснулись, мы замерли. Мое раздражение тут же улетучилось, бледно-розовый цветок внутри меня ожил. Я подняла глаза на Давида и увидела столько нежности, теплоты и участия, что захотелось плакать от умиления.