Зря она раскричалась – улыбка Лили исчезла. Но вместо того чтобы рассердиться, как мама, когда Карла делала что-то недозволенное, Лили осталась спокойной и милой.
– Прости, ты просто мне напомнила кое-кого.
Карлу тут же охватило любопытство:
– Кого?
Лили отвернулась:
– Одного человека, которого я знала.
Они проезжали под мостом. В такси стало темно. Карла слышала, как Лили сморкается. Когда они выехали с другой стороны, глаза у Лили были очень блестящие.
– Красивый у тебя пенал.
– Он не пенал, а гусеница. – Карла любовно погладила зеленый мех сперва в одном направлении, затем в другом. – Чарли понимает каждое ваше слово.
– У меня такое когда-то было с куклой. Ее звали Амелия.
– А она у вас до сих пор есть?
Лили снова отвернулась:
– Нет.
Голос у Лили стал совсем такой же, как у мамы, когда та говорила, что ужина хватит только на одного, но это неважно, потому что она не голодная. И – тоже как с мамой – Карла промолчала, потому что иногда взрослые не хотят, чтобы им задавали вопросы.
Такси медленно ехало по большим широким улицам с красивыми магазинами, но вскоре начались улочки поуже, с фруктами в деревянных ящиках на тротуарах. Наконец они проехали знакомый парк и свернули к их дому. Мех Чарли поднялся дыбом, и у Карлы застучало сердце. Мама, наверное, уже дома. Что она скажет?
«Никогда не разговаривай с незнакомцами». Сколько раз она ей это повторяла? А Карла не только уехала с незнакомкой, она еще и украла Чарли.
– Я все объясню твоей маме, – сказала золотоволосая Лили, словно прочитав мысли Карлы, и протянула таксисту две купюры за поездку. «Какая же она богатая!» – Как ты думаешь, она уже вернулась? Если нет, можешь…
– Piccola mia![7]
Облако терпких маминых духов вырвалось из подъезда раньше, чем появилась она сама.
– Где ты была? Я с ума схожу от беспокойства! – Сверкая черными глазами, она гневно уставилась на Лили. – Как вы смеете увозить мою дочь? Что вы сделали с ее глазом? Я на вас в полицию заявлю! Я…
Карла вдруг спохватилась, что Лили не понимает ни слова, потому что мама кричит по-итальянски. Мама называла их родное наречие «языком поэтов, художников и великих просветителей», что бы это ни значило. Лили смущенно молчала, пока не прозвучало слово «polizia». Тогда она залилась румянцем и явно рассердилась.
– Вашу дочь ударили мячом в школе, – заговорила она очень медленно, словно едва сдерживаясь.