Карлоса явно интересовала личная, так сказать, сторона.
– Ты знала, что раньше он был мусульманином?
– Сначала он от меня скрывал. Он переселился сюда из Мадрида, никому ничего не рассказывал. Но люди из Мадрида приезжали постоянно, и в конце концов приехал кто-то, кто знал его мусульманином. После того он уже не сильно скрывался, хотя мы, конечно, не кричали на каждом углу…
Барни не сдержал любопытства:
– Тетушка, вам было всего тринадцать? Вы любили мужа?
– Я преклонялась перед ним. Сама я красавицей не была, а он был такой красивый, такой обходительный… А еще пылкий, добрый и заботливый. Я словно попала на небеса.
Тетушка откровенничала, как если бы эта тайна давно ее тяготила.
– А когда дед умер… – начал Карлос.
– Я никак не могла утешиться. Он был для меня всем. О другом муже и подумать было невозможно. – Бетси пожала плечами. – Но следовало позаботиться о детях, потому я оказалась слишком занята, чтобы умереть от горя. А потом появился ты, Карлос, лишившийся матери, когда тебе и дня от роду не исполнилось.
Барни не мог отделаться от ощущения, что Бетси, пускай она вроде бы говорила откровенно, что-то все-таки скрывает. Допустим, она даже не думала о повторном замужестве, но вся ли это история?
Карлос между тем додумался до очевидного.
– Вот почему Франсиско Вильяверде не отдает за меня свою дочь?
– Верно. Твоя английская бабка его нисколько не тревожит. А вот дед-мусульманин – совсем другое дело. Нечистая кровь.
– Черт побери!
– Подумай хорошенько, внук. Алонсо тоже наверняка известно про Юссефа аль-Халиля. Нынешняя встреча – только начало. Он обязательно вернется, уж поверь.
6
Барни отправился к дому семейства Руис, узнать, что сталось с Херонимой.
Дверь открыла молодая женщина, по виду африканка-рабыня. Барни подумалось, что ее можно было счесть привлекательной, когда бы не глаза, покрасневшие от слез, и не печаль на лице.
– Я должен повидать Херониму, – сказал юноша громко.
Рабыня приложила палец к губам, упрашивая говорить тише, а затем поманила за собой в глубину дома.
Барни ожидал увидеть повара и нескольких служанок, занятых приготовлением обеда, но на кухне было пусто. Огонь в очаге не горел. Юноше припомнились слова инквизитора – мол, у еретиков обычно забирают все имущество; подумать только, как быстро все произошло! Челядь Руисов, судя по всему, уже распустили. А рабыню, должно быть, продадут, оттого она и плакала.