- Скорей бы пришли, а то боязно мне… - девушка пошла
к шкафу. – Мачеха ваша сказали, чтобы платье вы надели голубое.
Бязевое. Мол, тогда у вас вид будет поярче…
Что за глупость? Яркости этому телу хватало. А вот
голубой цвет будет слишком контрастировать с копной рыжих волос! И
это будет выглядеть безвкусно. Хотя ладно, сейчас мне точно не до
этого.
Мне с трудом удавалось молчать, глядя на одежду и
нижнее белье. Господи, какой это век? Панталоны, нижняя юбка,
корсет, чулки на подвязках…
Акулина усадила меня перед зеркалом и показала мне
железные щипцы.
- Сейчас нагреем и локоны завьем.
- Не надо мне никаких локонов! – испуганно
отшатнулась я. Пусть это были и не мои волосы, но вдруг мне с ними
придется ходить всю эту оставшуюся жизнь. Я не хочу носить на
голове сожжёную паклю.
- Как это, не надо? – изумилась служанка. – Да что ж
вы, с куевженной головушкой пойдете?
- Просто собери их на затылке, - упрямо сказала я. –
Сможешь?
- Да куда ж я денусь, - вздохнула она и завела
старую пластинку: – Совсем вы другая Ольга Дмитриевна. Я вам
истинно говорю.
Я промолчала. Акулина расчесала мои волосы, заплела
их в косу, а потом закрутила ее на затылке в тугой
узел.
- Так, барышня?
- Да, спасибо, - я не могла отвести взгляда от
своего отражения. Барышня… Господи, верни меня
обратно!
Я подавила этот душевный вопль. Не время для
истерик. Можно поистерить ночью.
Мы вышли из комнаты и пошли по коридору. Все что
окружало меня, вызывало жуткое любопытство, а еще меня не покидало
ощущение нереальности.
Подсвечники, на стенах пейзажи, начищенные до блеска
деревянные полы…
Акулина привела меня на солнечную террасу с
кружевными занавесками и большим круглым столом. На нем пыхтел
сверкающий самовар, над вазочками с вареньем кружили осы, а вдали,
на покрытом изумрудной травой холме возвышался купол небольшой
церкви. Это точно сон… просто сон.
- А вот и она, наша голубка! – Мария Петровна
вскочила со своего места и бросилась ко мне. – Иди, Оленька,
присядь рядом с Григорием Алексеевичем!
Я покосилась на сидящего в кресле парня, которого
приложила об пол. Тот развалился в нем с гитарой и настороженно
наблюдал за мной из-под полуопущенных век.
Лицо жениха скрывал самовар, но когда я обошла стол,
меня чуть кондратий не хватил. Это был грузный старик с синюшным
лицом, на котором распластались толстые влажные губы. Мясистый нос,
маленькие глазки, бульдожьи щеки делали его внешность просто
отвратительной. Седые редкие волосы жениха были завиты, а
бакенбарды напоминали клочки козлиной шерсти.