Я насмешливо фыркнул и перешел к
вращению стопы в другую сторону. Смотреть при этом старался
напротив, на книжные полки в шкафу, заставляя себя читать названия
на корешках. Приходилось задирать голову – глаза своевольничали,
желая получше рассмотреть трогательно беззащитные девичьи
подколенные ямки.
– А наивного ребенка ты зачем пугала?
– спросил я.
– Да не трогала я твою Мелкую! – Кузя
удивленно приподняла голову.
– Я не о ней, – строго сказал я.
– А-а-а… – протянула Наташа после
некоторых раздумий, – поняла. Оно само.
– Само… – проворчал, перейдя к
растиранию основания пальцев, – а вот спросила бы Томка, за что
тебе наказание, что бы пела? Или меня бы потом спросила о том
же…
– А ты что, ей не рассказывал? –
неподдельно изумилась Кузя.
– Представь себе.
– П-ф-ф… Я была уверена… – в голосе у
Наташи появились виноватые нотки. – Надо же… Удивил.
Она вывернула голову, словно пытаясь
разглядеть себя между лопаток, и покосилась на меня.
– Самоуверенность – это основная
угроза для тебя, – наставительно сказал я и начал сгибать ей пальцы
то в одну и другую сторону.
– Соколов, – мелко захихикала она в
ответ и уронила в изнеможении голову, – ты куда-то не туда
смотришь. У тебя на потолке фресок нет.
Я молча похлопал ей по стопе, еще
чуть потеребил из стороны в сторону и взялся за вторую. Потом
попросил:
– Не дразни Томку. Она пока за себя
на должном уровне постоять не может.
– Ох… – тяжело выдохнула Кузя, – да
больно смотреть, как ты с ней мучаешься. Скорее бы уж натютёшкался…
Ты мне, Соколов, между прочим, благодарен должен быть: я ее на
нужные мысли навожу. А то так до выпускного и будешь ждать.
Я аж замер, пораженный.
– А, так это была
благотворительность… – протянул язвительно и осуждающе покачал
головой. – Не надо, само вызреет.
– Парень, – повторила Наташа
удовлетворенно. – Упертый. Неплохо.
Четверг 11 мая 1978 года, утро
Ленинград, Красноармейская ул.
Кузя шла из гардероба нетвердой
походкой, иногда шаги ее укорачивались. На лице у девушки застыло
отстраненно-задумчивое выражение – она словно поставила целью
донести себя до класса максимально бережно, и не желала отвлекаться
более ни на что.
Тыблоко, верная своим повадкам,
косолапила на пяточке у входа на лестницу; поток школьной живности
обтекал ее и устремлялся отсюда вверх, к истокам знаний. Пропустить
болезную рыбешку мимо директриса никак не могла. Выцедила взглядом
еще на подходе и поинтересовалась с добродушной усмешкой: