– А мне кажется, что выпала не просто третья сторона треугольника, а его основание, – задумчиво сказала Мира. – В этом браке все держалось на Наталье.
– Ну а теперь будет держаться на Анне. Не вижу большой разницы.
– И это говорит самая близкая подруга Натальи?
– Дело не в Наталье. Константин из тех талантов, которых женщины носили и будут носить на руках. Впрочем, какое мне дело до чужих треугольников, когда я о собственный все бока ободрала… Если бы ты знала, Мира, как мне осточертела моя меблирашка на улице Эйнштейна! Я там чувствую себя беженкой, живущей в общежитии для иностранцев.
– Большинство русских эмигрантов прошло через это.
– Я – не большинство, я через беженские мытарства не проходила и горжусь этим!
– Но Феликс мог бы снять для тебя приличную квартирку.
– И в этой «приличной квартирке» я бы навсегда и застряла. Нет, моя милая, я иду ва-банк: мне нужны миллионы Феликса, его замок, его имение и его имя!
– И уже ставшая привычной приставка «фон» к новой фамилии.
– Непременно! И это должно произойти как можно скорее – ты ведь знаешь, сколько мне лет.
– Знаю. А еще знаю, что в роли тургеневской героини ты долго не продержишься, начнешь показывать коготки. Да уж, в твоих интересах, чтобы Феликс познакомился с твоим настоящим характером только после заключения брака.
– И брачного контракта! А пока он должен быть абсолютно убежден в том, что я все потеряла исключительно из любви к нему. У мужа я денег не беру, поскольку чувствую свою вину перед ним, а у Феликса – потому, что не желаю быть его содержанкой. Очевидно безвыходное положение!
– Сиротка в оборочках. Впору поверить и растрогаться.
– Трудно не поверить: квартирка ужасная, работа, прости, убогая. У бедного Феликса сердце разрывается, глядючи на мои страдания, и он вот-вот доспеет до предложения руки и сердца.
– Золушка-притворяшка. Знал бы он, что заработок машинистки уходит у тебя только на массажистку и парикмахера.
– Когда-нибудь ему придется расплачиваться за то, что сейчас я продаю драгоценности, которые собрала, живя с Клаусом. И Феликс вернет мне все до последнего камушка!
– Впору вспомнить, что ты живешь на улице профессора Однокамушкина.
– Однокамушкина?
– Профессором Однокамушкиным в шутку звали Эйнштейна в годы борьбы с космополитизмом.
– Думаешь, в шутку? Скорее из похвальной предусмотрительности.