Склад располагался рядом с рекой, и ветер, всхлипывая, дул от воды, кружился, а потом проникал вглубь склада. Высокие бункеры простирались на двести с лишним метров, четырьмя рядами по пять бункеров в каждом. Погрузочные краны густо стояли, словно колосья в поле, на земле покоились рельсы, а свет далеких прожекторов время от времени скользил по складу, заставая врасплох голозадых парней и девушек, замерших в растерянности, а с высоты кранов раздавался дикий хохот. Хун гнушалась водиться с такими пошлыми людишками, она чинно-благородно брала книгу, делала кислую физиономию и ни на кого не обращала внимания. Иногда, наблюдая за жизнью бригады, Хун могла порадоваться, но очень и очень редко. Желание убежать повыше ни на минуту не покидало ее. У рабочих характеры прозрачны, как вода, почти нет секретов. Все получали одинаковую зарплату и делали одинаковую работу, их радости и горести были просты и прямолинейны. В том мире не существовало никаких более масштабных целей, в той жизни, ограниченной смертью, люди целыми днями кружили вокруг денежного приза, готовы были пойти на все, чтобы надуть предприятие, и спекулировали ради крошечной выгоды. Здесь как на ладони представали тепло и доброта человеческих взаимоотношений, а также такие нелицеприятные качества, как глупость и никчемность неудачников. Поскольку я не следовала слепо за толпой, то оставалась одиночкой. У меня почти не было друзей. Как-то раз один парень при мне сально пошутил, и я влепила ему пощечину. Ох, та Хун действительно мне не нравится… Чтобы больше не быть простой крановщицей, я под предлогом близорукости и невозможности выполнять высотные работы написала руководству завода четыре заявления подряд, в которых с жаром требовала, чтобы меня сняли с должности. В конце концов, после того, как я несколько раз специально допустила промахи в работе, эта позорная махинация увенчалась успехом, и мне вручили лазерный датчик. Если судить по названию, то новая работа даже имела некую интеллектуальную составляющую, я стала профессионалом более высокого класса, однако по-прежнему пребывала в унынии. Эх, тогдашняя Хун действительно мне не нравится!
Я довольно долго работала в ночную смену с одиннадцати вечера до семи утра следующего дня. Выходить на проверку нужно было дважды – в двенадцать часов и в два часа ночи. Крановщики загружали сырье, доставленное по железной дороге на склад, а потом мы со специальными спектроскопами проверяли качество сырья, классифицировали его и маркировали. В пятом часу работу доделывали, и рабочие возвращались каждый в свою бригаду и ложились вздремнуть. А я начинала бегать по пустому складу. Я не могла уснуть, огромная энергия моей молодости оставалась нерастраченной, мой энтузиазм некуда было применить, и я бежала. Моя отправленная в ссылку молодость и книги, которые я читала запоем, твердили об одном – о безответной любви. Я была тайно влюблена в красавца-комсорга, но считала ниже своего достоинства признаться ему в этом, и в итоге чувствовала себя неполноценной и усилием воли подавляла тоску. В то время я бесконечно раздувала ежедневные маленькие горести и бегала, вернее, плавала в бескрайних глубинах ночи. Бегала, пока небо над рекой не приобретало молочно-белый оттенок, предвещая рассвет; бегала, пока заря не окрашивала горизонт в красный цвет.