— Интересно, а что планировалось на ужин, если бы не этот
форс-мажор? — прошипел я, опускаясь на колени. Сейчас мне было
наплевать на то, что одежду, похоже, придется менять, если не
выбрасывать.
— Без подобных, как ты говоришь, форс-мажоров, планировалось
просто поужинать в ресторане, чтобы затем продолжить романтический
ужин дома. Но, видимо, не судьба.
И Анна развернулась и выбежала из дома, ругая на чём свет стоит
меня, Ушакова и всех, кого могла вспомнить. А для меня начался
монотонный кошмар: намочить тряпку, отжать в ведро и так до
бесконечности. Сначала, я выносил воду на кухню и выливал в
раковину, но уже очень скоро плюнул и начал выплескивать её прямо
через входную дверь. Ничего, зато крыльцо помоется.
Когда я выплеснул ведро в первый раз, у охранника,
патрулирующего в этот момент сад, были такие глаза, что мне очень
сильно захотелось привлечь его к общественно-полезному труду, и
лишь мысль о том, что таким образом я разрушу всю работу Громова,
меня остановила.
Очередное ведро было заполнено, и я с удовольствием отметил, что
практически справился. Ещё одно ведро и пол будет сиять так, как
никогда не сиял до этого.
Ногой открыв дверь, я выплеснул воду и только потом сообразил,
что что-то сделал не так.
Андрей Никитич медленно поднял руку и вытер с лица воду. Вода
стекала по его изрядно поредевшие седым волосам, по пиджаку, штанам
и капала на свежевымытое крыльцо.
— Я многое могу понять, я уже очень давно живу на этом свете и
меня очень сложно чем-то удивить, но, ответь мне, Костя, что я тебе
сделал такого, чтобы ты меня встречал подобным образом? — так же
медленно, как вытирал воду, произнёс старый Ушаков.
— Ну-у-у, — протянул я, — вот так. — Махнув рукой, я зашёл в
дом, заметив, как за спиной у Ушакова хрюкнула Люсинда, пытающаяся
изо всех сил сдержать рвущийся наружу смех.
Я поднял тряпку и бросил её в ведро. Ладно, остальное так
высохнет. Тем более, что сейчас с Ушакова натечет всё то, что я так
тщательно перед этим собирал. Хорошо ещё что пол был выложен
кафелем. А ведь Анна хотела что-то другое делать. Наверное, Вольфы
её убедили хернёй не страдать и сделать классическую плитку.
— Где Егор? — сразу же спросила Люся, когда вошла в холл, с
любопытством осматриваясь по сторонам.
— Ты не очень-то переживаешь, — сказал я, раздумывая над тем,
как будет выглядеть, если я пойду переодеваться. Или проявить
солидарность с мокрым Андреем Никитичем и немного походить в
промокшей одежде?