Дети отнеслись к появлению сестренки довольно сдержанно и даже настороженно, зато отец их ликовал и устроил пышное торжество. Двери были распахнуты для всех. В доме собрались и соседи, и местные “отцы церкви”, и несколько директоров частных школ, на тот момент самых лучших в Торки.
Пухленькая светловолосая крошка с голубоватосерыми глазами сразу стала любимицей Клары. Она так ее обожала, что целых полтора месяца не желала брать няню, хотя в их кругу, в кругу зажиточного среднего класса, это было делом обыкновенным.
Когда Агате исполнилось два месяца, в дом все же была приглашена Няня. Теперь Клару избавили почти от всех хлопот по уходу, но в три часа она обязательно шла в детскую поиграть с малышкой. Ритуал, строго соблюдавшийся на протяжении пяти лет. Клара очень дорожила этими минутами общения с дочкой, пожалуй, с каждым годом все сильнее.
Но Клара появлялась в детской уже днем, и большую часть времени девочка проводила, разумеется, с Няней. Когда Агата научилась ходить и стала энергично осваивать неведомое пространство, при ней неотлучно бывала ее круглолицая морщинистая наставница в накрахмаленном батистовом чепце. Вместе с Няней она, сладко замирая от страха, бегала по напоминающим детскую “горку” пологим лужайкам Эшфилда. Бегала, конечно, только Агата, а страдавшая ревматизмом Няня сидела в сторонке, не сводя с подопечной своего зоркого, все подмечавшего взгляда. Подопечная подрастала, превращаясь из пухлого карапуза в высокую тоненькую девчушку. Агате повезло. Вокруг было приволье, благословенный мир природы, даривший каждый день какие-то открытия: дупло на дереве, первые летние цветы, кусочек кожицы с черепашьего хвоста, оброненный во время линьки.
В двенадцать лет Мэдж отправили на учебу в Брайтон, в школу-пансион мисс Лоуренс. А одиннадцатилетнего Монти отвезли в Лондон, в престижнейшую закрытую школу “Харроу”. Так Агата осталась одна, но в этом, оказывается, имелись и некоторые преимущества. Одиноко ей совсем не было, ее обожали слуги, ее обожали родители. Клара умела придумывать замечательные истории. И когда Агата научилась говорить, то, естественно, стала соавтором этих историй. Мать и дочь экспромтом изобретали всякие чудеса и дальнейшие перипетии, мелочей в столь важном деле не существовало. А после Агата как бы приняла у матери эстафету. Когда ей приходилось впоследствии оставаться одной, она уже сама стала придумывать сказки.