Висящий на ветке чешуйчатый плод размером со средний арбуз выглядит весьма аппетитно. Я поудобнее устраиваюсь на толстом суку, плотно обхватив его ногами. Берусь за толстую плодоножку. Рывок!
«Плод» издает дикий визг, разворачивается и ловко царапает меня когтистой лапой. Я сижу в столбняке, а неведомый зверь, перебирая всеми шестью лапами, подобно древесной ящерице либо хамелеону, перелезает на другую ветку, потоньше и повыше, где и сворачивается в чешуйчатый шар, зацепившись хвостом и повиснув.
– А ты говорила – нету тварей…
Ирочка хохочет долго и звонко, и я невольно сам смеюсь.
– Это же ночной садовник. Очень полезный зверек, выведен генетиками на основе дикого плодожора. Очень давно уже, больше двух тысяч лет назад. Днем они спят, а ночами уничтожают всяких вредителей да заодно и очищают лес от перезрелых плодов. Да что там, они фактически и ухаживают за всем этим, – Ирочка обводит рукой вокруг. – А иначе никаких рук не хватило бы, что ты!
Да, я что-то такое вспоминаю – видел мельком в ихнем учебном фильме. Когда первые римские легионеры еще только пробовали свои мечи на ближайших соседях, эти и им подобные зверюшки уже вовсю трудились на этой планете, медленно, но неуклонно превращая бескрайние дикие джунгли в роскошные сады.
– А почему не роботы?
– А потому что. Всякая техника, мой милый…
– Да-да, я помню. Всякая техника по сути своей протезы, и где можно, надо обходиться без нее.
– Умник ты мой, – смеется Ирочка. Вдруг настораживается. – Погоди-ка… Слышишь?
Я тоже прислушиваюсь. Где-то тоненько скулит-пищит неведомая зверюшка. И я даже ощущаю исходящую из ветвей волну одиночества и животного горя. Нет, здорово-таки я продвинулся в области телепатии.
Моя жена не раздумывает, с шумом срывается с ветки, летит на звук. Минута, и она возвращается, прижимая к груди маленького зверька, некую помесь обезьянки с курицей. Зверек четырьмя лапками вцепился в Ирочку, да вдобавок прижался полураспущенными крыльями.
– Смотри, это же детеныш (певучее слово, и я понимаю) летучей сони! Надо же, потерялся. Эти зверюшки домашние, между прочим. Откуда он взялся?
Я рассматриваю зверька, а он, в свою очередь, таращится на меня большими круглыми глазами. Радужные крылья, и кричаще-разноцветная шерстка на туловище. Нет, я не прав – это не помесь обезьянки с курицей, скорее с попугаем. Детеныш больше не скулит, успокоился, почувствовав защиту.