На пороге корчмы стояла девушка. Взрослая уже девица, по здешним понятиям почти перестарок – лет двадцать, если не больше. Высокая, стройная, сильное гибкое тело так и распирает простое платье, слишком тесное и короткое для такой великовозрастной девицы – из-под подола виднелись стройные, загорелые ноги, аккуратные босые ступни покрыты слоем пыли. Свободно ниспадающие пышные пшеничные волосы обрамлял венок из полевых цветов, на длинной красивой шее – ожерелье из желудей, в руках девица держала букет цветов.
– Мир всем добрым людям! – пропела девушка.
Она легко обошла столики, улыбаясь всем без разбора, и каждому посетителю дарила цветок из своего букета, и люди неловко улыбались ей в ответ. Перед столиком Первея девушка остановилась в растерянности.
– А у Оксаны больше нету цветов, добрый пан. Жалко. Как же теперь вас коснётся Божья Благодать?
Первей смотрел ей в глаза, большие, золотисто-карие, на дне которых плавала странная смесь детской наивности, древней мудрости и тягучего, липкого безумия.
– Не переживай, Оксана, – улыбнулся рыцарь.
– Но как же? Оксана же видит, добрый пан – вам нужно очень, очень много цветов. Огромный букет, вот такой, – девушка развела руки широко-широко. – Иначе вам не видать Божьей Благодати, а это так плохо, так плохо…
– А ты нарви мне такой букет, – снова улыбнулся Первей. Народ в корчме совсем замолк, прислушиваясь к странному разговору.
Девушка задумалась, закусив губу. Тряхнула головой.
– Оксана будет стараться, добрый пан. Оксана принесёт вот такой букет, – девушка снова развела руки во всю ширь, даже привстала на цыпочки, – и тогда пану станет легче.
– Ты приходи к бочагу, там, в овраге, – ласково, как мог, улыбнулся Первей, – И мне станет легче, правда. Придёшь?
Послышалось сдавленное дурацкое гыгыканье, затем короткий звук подзатыльника, и всё стихло.
Девушка смотрела серьёзно, и рыцарю на миг почудилось – вовсе она не безумна, такая недетская, глубокая мудрость светилась в золотисто-карих глазах.
– Тятенька не велит Оксане, но Оксана видит – доброму пану очень, очень плохо. Оксана придёт.
* * *
Бочаг в сумерках выглядел бездонным, и не скажешь, что всей глубины тут – по колено, не более. В густеющих сумерках овраг казался каким-то нарисованным, ненастоящим, разом утратив глубину. А над головой чистым золотом сиял небосвод, незаметно бледнеющий в предвкушении тихой и ласковой летней ночи.