Я поднялся, открыл ее и сразу же, как
всегда, первым увидел зеркало. Оно стояло в самой большой пустой и
пыльной комнате напротив входа. Резная рама из красного дерева, от
пола до потолка, чуть замутненное от времени стекло. Иногда оно
отражало все что угодно, кроме того, кто в него смотрелся, но чаще
всего честно играло роль обычной амальгамы. Как сейчас.
Я пошел навстречу своему отражению.
Не остановился, когда оно оказалось совсем рядом, уверенно шагнул
вперед, через тонкую стеклянную преграду. Ощущение осталось прежним
– прохладная волна, мягко омывшая собой все тело, мгновение темноты
и тут же теплый свет в лицо.
Я очутился по ту сторону зеркала.
Здесь тоже была комната. Просторная,
светлая, заполненная шорохом старой бумаги, едва уловимым
поскрипыванием половиц, тихими вздохами, солнечными бликами,
отражающимися от стеклянных приборов и бокалов.
Вдоль стен стояли старые деревянные
сундуки с плотно закрытыми крышками. И я уже не помнил, что в них
хранится. На длинных полках поблескивали странные с точки зрения
нормального мира предметы. Песочные часы, чьи стеклянные колбы
оказались завязаны узлом. Секстант с постоянно крутящимся барабаном
микрометрического винта сверкал золотыми искрами. Стопки карт –
когда‑то я честно пытался изобразить схемы своих путешествий, но
потом понял, что это бессмысленное занятие. Изогнутые вазы с такими
же изогнутыми стеблями засушенных роз. И несколько десятков
стеклянных банок с пуговицами. Самыми разными. Маленькими,
большими, от мужских костюмов, пальто, женских кофточек и детских
платьиц. Из пластика, металла, дерева, обтянутого тканью, дорогие и
самые дешевые.
Некоторые из этих банок были
заполнены лично мной.
Зеркало за моей спиной выглядело
точно так же, как и в реальном мире. Это был единственный якорь,
соединяющий две действительности. Сейчас дверь была открыта, и в
ней отражалась пыльная комната.
Я еще раз взглянул туда и вдруг
заметил краем глаза быстрое движение. Нечто темное и размытое
бросилось на меня, попыталось прыгнуть на спину, занеся руку для
удара… Я стремительно развернулся, перехватил тонкое запястье,
вывернул его, заставляя выронить зажатый в ладони нож. И только
после этого разглядел напавшего… напавшую на меня. Ею оказалась
девчонка лет семнадцати – бледная, растрепанная, измученная,
похожая на голодную, одичавшую кошку. Она рванулась было из моих
рук, но, видно, это отчаянное нападение забрало ее последние
силы.