Казалось бы, спор должен разгореться от обидных слов или издевки, но получилось как всегда: рабы примолкли, мысленно выбирая для себя очередные фразы. Хотелось и в самом деле хоть немножко, хоть раз соригинальничать за последнее тысячелетие своего заточения. Ну и, как всегда, стал выдвигать идеи Второй, а остальные по очереди ему отвечали. Причем в ответах превалировали короткие выражения: «Было!», «Без толку!», «Банально!», «Бред полный!» или «Бросай смешить!».
Наконец генератор идей устал перечислять бессмысленные предложения и констатировал:
– Значит, направляем «Око» на морской прибой и постараемся недели на две войти в транс. Все равно от нас ничего не зависит.
Очередная пауза могла означать полное согласие, но это было не так:
– А вдруг пропустим самое интересное? – озадачился Первый.
– И потом будем рвать на себе волосы от отчаяния? – скривился Четвертый.
– Тем более что спектакль близится к финалу, – хохотнул Третий. – Или Загребной таки доберется под шкуру Сапфирного Сияния, или его самого…
Жестами он изобразил очередную вульгарную сцену, которая в очередной раз не вызвала у привыкших ко всему товарищей никакой реакции. Зато вдруг отозвался тот, кто являлся владыкой этого места и который считался самым сильным, бессмертным демоном Изнанки. Его грубый голос зазвучал в головах пленников с одинаковой силой и с одинаковой неизбежностью:
– Ха-ха! Неужели мои кролики чем-то заинтересовались? Неужели они проснулись, вывалились из своей умственной летаргии и вновь согласны фиксировать историю? Ну молодцы! Давно бы так! Ради этого я даже не буду уничтожать Семена еще лет двадцать. Если уж экспериментировать, то со всей душой и с полным размахом. Да и вообще, такого уникального человека жалко превращать в банальный навоз. Надо подумать и пересмотреть некоторые прежние запреты. Например, я его не убью, а просто закину к вам. Ха-ха! Точно! И полюбуюсь, как он тут вас строить начнет. Вот уж потеха будет!
После чего Сапфирное Сияние захохотал так, что все четыре пленника стали корчиться в судорогах от пронизывающей их тела боли. Ни спрятаться, ни заглушить ненавидимый голос в собственном сознании они не могли. Всем четверым только и оставалось, что с той же яростной злостью мечтать о смерти своего мучителя и не менее страстно желать нынешнему Загребному выжить назло всему.